К началу XII в. большая часть курдов, это городское население и оседлые крестьяне,  вынуждены было принять ислам или получили статус зиммиев. Лишь небольшие племенные объединения  кочевников отчаянно сопротивлялись регулярным войскам тюрок-мусульман, которые на протяжении последних ста лет безраздельно властвовали на этих землях. Героически сражались курды за священное достояние предков, и бесчисленное их множество запечатлело веру отцов мученической смертью.

Восточная легенда по-своему объясняет неудачу курдов, согласно которой, когда слухи о пророчестве Мухаммеда и известия о посланнической его миссии облетела весь мир, властелины мира направили в Мекку своих вестников с изъявлением покорности и согласия на принятие ислама. Увидев среди них  одного из курдских вельмож по имени Буг-дуз – угрюмого гиганта с пронзительным взглядом и грозным видом, устрашенный Мухаммед спросил у своего окружения, какого рода он и племени. «Из народности курдов»,— ответили ему. И тогда Пророк сказал: «Да не споспешествует всеславный и всевышний Аллах удаче этого народа, иначе погибнет мир от руки их»[1].

С тех времен «проклятие Мухаммеда  довлеет над курдским народом. «Беда в том, что, к несчастью, и сегодня курды никак не могут между собой договориться» – остро подметил  Василий Никитин[2].

* * *

В Лалыше шейху Ади пришлось непосредственно столкнуться с  проживающими в окрестностях курдами, которые на данный исторический период являли собой разрозненные полукочевые племена.

Курды Хаккиари не признавали ничьей власти, постоянно находясь в мятежном положении, держали и христиан и мусульман в постоянном страхе, по временам вступали в междоусобные драки, совершали дерзкие вылазки и по случаю  не гнушались грабежа.

Раздробленность, а также нивелирующее национальные особенности воздействие ислама препятствовали образованию курдского государства. Народа, как единого целого,  здорового и деятельного тела не существовало. Единственное, что их роднило, это общий язык, однородная материальная  и духовная культура.

Уровень развития народонаселения характеризуется как дорефлексивный, когда  основные виды деятельности не требуют каких-либо самостоятельных, коммуникативных каналов. Мышление можно определить  как «комплексное», с преобладанием предметной логики[3]. Поэтому  обучение хозяйственным, промысловым и ремесленным навыкам, религии и фольклору, строились на непосредственном подключении обучаемых к практике.

Отсутствие письменности и летоисчисления накладывало свой отпечаток. Все значимые события передавались устно и опирались на авторитете передатчика.

В социально-экономическом отношении  курды (носители диалекта курманджи) представляли собой патриархальные родоплеменные союзы, занятые лишь собой, своим спасением.  Во главе стоял  вождь (ага), или духовный предводитель – пир[9]. Каждое племя делилось на  роды, а те в свою очередь – на семьи[10], поэтому формирование психологии курда шло в рамках племени, правила которого для него есть высший закон.

Основным  занятием  являлось отгонное скотоводство, преимущественно овцеводство. Ранней весной, добровольные объединения нескольких семей – оба, откочевывали на альпийские пастбища, и до глубокой осени передвигались вслед  за стадами. С выпадением снега в горах они спускались в долины и ущелья на зимовье[11]. И так из года в год, поколение  за поколением.

Средневековые хронисты писали о курдах: «Однажды», – говорит шейх Абу Муслиме Фариси, – «мы добирались до Хиджаза. Возле Хулвана на нас напали курды. Они стащили с нас наши заплатанные плащи, мы безропотно отдали их, но один человек начал сокрушаться по этому поводу. Курд поднял ятаган и зарубил его, невзирая на наши мольбы, пощадить его жизнь. Мы спросили, за что он был убит.

Он не суфий, в обществе святых он повел себя недостойно. Мертвый он выглядит лучше.

Мы спросили: как так?

А вот, что пишет современник шейха Ади Михаил сириец (1126-1199 гг.): «В августе 1169 года правитель Мосула и всей Ассирии атабек Кутб ад-Дин скончался. Тогда его брат Hyp ад-Дин, что находился в Халебе, собрал воинов и поспешно прибыл. Он беспрепятственно завладел Нисибином, и арабские законоведы (факихи) обрадовались, ибо он оказал им великий почет. Он усердно следовал правилам — не пил вина и не пропускал времени молитвы. Мусульмане называли его пророком. Он был жесток к христианам, но тайайе[13] (мусульманам)  делал добро. 

Он приказал разрушать всякое новое строение, которое встречалось в церквах и монастырях. Была снесена большая общая стена, что возвели в большой церкви мар Иакова Нисибийского, принадлежавшей несторианам со времен еретика Бар Саумы[14], забрали имущество, что имелось там, и множество книг. То же самое было проделано во многих местах,

Он определил на должность блюстителя законов одного из своих приближенных, факиха Ибн Асруна, и приказал ему уничтожать любое новое сооружение, которое было возведено в церквах при его отце и брате. Этот презренный тотчас отправился. Везде, где ему преподносили подарки, он подтверждал, что строение старое; но там, где ему не застилали глаза [подношениями], он уничтожал и разрушал, пока не сообщили Hyp ад-Дину, и тот заменил его.

 [Различные события]. Атабек Кутб ад-Дин скончался, и начал править его сын Сайф ад-Дин. В том же или в следующем году правитель Халеба Hyp ад-Дин напал на область [Ниневии, где находился монастырь мар Матфея, около Мосула]. Многочисленные курды, находившиеся неподалеку от монастыря, знали, что Hyp ад-Дин притесняет христиан, и сочли это благоприятным знаком для [выступления].

Они собрались, намереваясь ограбить монастырь, и пытались ночью захватить его. Но монахи бодрствовали и несколько раз сбрасывали [штурмовые] лестницы, а также убили часть курдов. Тогда эти собрались днем и напали, не таясь. Узнав об этом, жители сел области Ниневии собрались, пришли на подмогу монахам и одолели курдов. Последние пошли на хитрость: притворно примирились с монахами и подарили им "в знак дружбы" тридцать динаров. Монахи поверили курдам и отпустили окрестных жителей по домам.

Тогда курды собрались и неожиданно подступили. Они расшатали один из огромных камней на вершине горы и пустили его. Он ударил в стену в том месте, где входила вода, и пробил ее. Монахи принесли известь и камни, чтобы заложить пролом. Курды же подошли и пускали от стрелы до тех пор, пока не обессилили их. Затем они пустили в ход сабли и, издав клич, ринулись на монахов. Часть их погибла, а другие бежали в верхнюю цитадель монастыря, где и спаслись. Монах Матфей и отшельник Денха были убиты. Курдов было полторы тысячи. Когда они уходили из монастыря, то нагрузили своих коней и себя [добычей]. В монастыре оказалось столь много добра потому, что жители области хранили здесь свое имущество.

Когда курды ушли, монахи взяли книги и то, что находилось в цитадели, и отправились в Мосул. Обитель опустела, и служба в ней прекратилась. Жители области наняли воинов для охраны монастыря, чтобы недруги не разрушили строения, и платили им ежемесячно тридцать динаров[15].

Когда правитель Мосула узнал о том, что совершили курды в монастыре, то отправил воинов, которые убили многих из них. Тогда курды разграбили девять несторианских сел, убили жителей, забрали скот и имущество, а жилища сожгли».[16]

Если отбросим предвзято-негативное отношение автора к курдам и мусульманскому населению, а так же неточности в летоисчислении: то он приводит даты по Селевкидской эре то по хиджре, а остановим внимание на описанном событии, и сравним с другим источником – Камилом ад-Дином, который освещает следующие события: «И умер Сайф ад-дин Гази ибн Зенги в Мосуле в (5)44 году (1149 г.), оставив малолетнего сына, которого воспитал любивший его дядя — Нур ад-дин.

Известие о Мосуле. И договорились везир Джамал ад-дин и Зайн ад-дин Али сделать Кутб ад-дина Маудуда ибн Зенги правителем Мосула. А Нур ад-дин был старше его, и некоторые эмиры переписывались с ним и требовали его [водворения в Мосуле]. И среди тех, кто писал ему [об этом], был ал-Мукаддам Абд ал-Малик, отец Шамс ад-дина Мухаммада. Он был правителем Синджара и написал Нур ад-дину, предлагая сдать ему Синджар.

И отправился Нур ад-дин с отрядом из семидесяти всадников, приближенных к нему эмиров, и скоро подошел Синджару, и остановился за городом. И послали они [вестника] к ал-Мухаммаду, извещая о своем прибытии, и тот сообщил, что ал-Мукаддам отправился в Мосул, оставив вместо себя в крепости своего сына Шамс ад-дина Мухаммада. И Шамс ад-дин послал человека догнать на дороге своего отца и дать ему знать о прибытии Нур ад-дина. И ал-Мукаддам вернулся в Синджар и сдал крепость Нур ад-дину. [А Нур-ад-дин] послал за Кара Арсланом, правителем Хисн (Кайфы), призывая его к себе [на помощь] ввиду их обоюдной симпатии, и тот прибыл к нему.

И когда услышали о происшедшем Кутб ад-дин и везир Джамал ад-дин и Зайн ад-дин в Мосуле, то они собрали войска и решили направиться в Синджар и прибыли в Телль Афар. А везир Джамал ад-дин проявил осмотрительность и сказал: «Воистину положение Нур ад-дина в глазах султана выше нашего из-за его успехов в борьбе с франками. Но он преследует наши общие цели, призывая: “Договоримся полюбовно, или я отдам [всю] страну правителю Мосула, и тогда поступайте, как хотите". Ведь если мы победим его, то султан немедленно нападет [на Мосул]. А если он, кого мы возвеличиваем и кого опасаемся, окажется слабее нас и мы разобьем его, франки перейдут в наступление». И сказали эмиры: «Тот (Кутб ад-дин), которому мы покровительствуем, слабее его, хотя и он — сын великого атабека». И посоветовал [везир] покончить дело миром и отправился сам к Нур ад-дину, и они пришли к соглашению о передаче Синджара Кутб ад-дину и сдаче ар-Рахбы [Нур ад-дину]»[17], вырисовывается следующая картина:

подтверждено, что Нур ад-Дин Занги вторгся на территорию Мосульского вилайета после смерти старшего брата Сайфа ад-Дина в 1149 году, а это значит, события описываемые Михаилом сирийцем по дате происходили не в 1169 году, а гораздо раньше – при жизни шейха Ади. Описание месторасположения монастыря мар Матфея, в точности напоминает Лалыш – не далеко от Мосула, в ущелье, в месте истечения изумительного источника. Получение храма Лалыш – мар Матфей под управление шейха Ади, подтверждается  выше описанной практикой передачи церкви мар Иакова Нисибийского под патронаж некоего факиха Ибн Асруна. Эту гипотезу об идентичности монастыря мар Матфей и езидского храма Лалыш, основанную на вскрытых нами фактах, поддерживают многие ученные[18], поэтому ее можно считать наиболее приближенной к действительности.

Первоочередная  задача, которая стояла перед шейхом Ади, это  налаживание мирных отношений с курдами. "Врагов можно победить, превратив их в друзей"- считал Ади и не ошибся. Как показала история, Ади ибн Мусафиру удалось не только наладить добрососедство с курдами, но и стать их кумиром. Он достиг такого высокого положения, которого не имел ни один из  предшествующих ему миссионеров. Шейх Ади вознесен курдами в ранг «божества второго порядка»[19] под именем «Шихади», а привнесенное им вероубеждение «Шафрадин»,  есть не что иное, как усеченная форма от его лакаба  – «Шараф ад-Дин».

Относительно деятельности шейха Ади  среди курдов в научном мире существуют две позиции: одни ученные считают его реформатором езидизма, другие – организатором религиозной общины, тем не менее, вопросы: каким образом шейху Ади удалось достичь такого высокого положения в общине, и в чем собственно выражаются его реформы остаются открытыми. 

Неоспоримым преимуществом Ади ибн Мусафира перед другими миссионерами были  приобретенные им глубокие познания курдского языка, культуры, религиозных форм и знакомство со многими выдающимися представителями народа.

В своих тщательно продуманных действиях он никогда не прибегал к насилию и принуждению, не рушил, не подвергал критике исторически сложившиеся религиозные традиции староверов, обращаясь к населению,  использовал родной им курдский язык, и это побуждало доверие к нему, как к своему соплеменнику.

Гениальность Ади проявляется в том, что на пути служению Богу, он превзошел своего наставника Хамида ал-Газали. Если стараниями последнего суфизм стал легальным и признанным ортодоксией  направлением в исламе, то шейху Ади  удалось сквозь призму суфизма сблизить позиции ислама с локальными верованиями курдов. Ислам, по сути, определялся формально. Кого считали верующим? По меньшей мере тех, кто согласен был повторить фразу "Ля илляха илля Аллах Мухаммад ал расул Аллах" ("Только божество достойно поклонения, Хвалимый посланник достойного"), которую передают следующим образом: "Нет бога, кроме Аллаха, и Мухаммад – пророк Его". Неверующим считался тот, кто отрицал этот символ веры. В сердце человека заглянуть было невозможно, поэтому веру или неверие нельзя было определить, об этом можно было только догадываться. В том случае, если человек мог доказать, что он согласен с этой формулой, его уже не могли преследовать как еретика. Не существовало никаких догматов относительно природы этого божества и его взаимоотношений с Пророком; более того, в этой фразе не было ничего такого, с чем суфий мог бы не согласиться. В конце концов, социальная жизнь мусульманского общества подчинялась установлениям признанных правоведов. Они не могли дать определение Аллаху, который был выше всяких определений, точно так же, как не могли свести к точному определению и пророчество – особые отношения божества с человеком. В течение долгого времени суфии могли свободно делать подобные заявления: "Я поклоняюсь идолам, ибо понимаю, что значит поклоняться им, а идолопоклонник не понимает этого".

Ученикам он так разъяснял: «те, кто поклоняется Богу в солнце, видят солнце, и те, кто поклоняется Богу в живых существах, видят живые существа, и те, кто поклоняется Ему в безжизненных предметах, видят безжизненные предметы, и те, кто поклоняется Ему как несравнимому и бесподобному Бытию, видят то, чему нет подобия. Не привязывайтесь ни к какому верованию настолько, что  станете отвергать все остальные. Иначе вы лишите себя многих благ и не сумеете понять истинное положение дел. Бог, вездесущий и всемогущий, не ограничен никаким верованием. Куда бы вы ни повернулись, там лик Аллаха»[20].

Полученная трех уровневая религиозная концепция устраивала всех: когда мрид слушал кавлы и бейты  он находил их исконно курдскими, мусульмане в литургическом языке  и коранических именах Аллаха,  видели ислам, и только посвященные знают истинное содержание молитв и значение ритуалов.

 «Крепость берется изнутри» – гласит народная мудрость. Шейх Ади понимал, чтобы  добиться расположения населения, необходимо прежде заручиться   поддержкой  жрецов. Положение жреческого сословия  было отчаянным. Если миряне имели  возможность  сохранить себе жизнь, приняв мусульманство, (что и произошло с основной частью  населения), то против жрецов был объявлен джихад. Их  преследовали и истребляли, как врагов истинной веры и распространителей ереси.

Шейх Ади нашел соломоново решение: при условии признания  его верховенства  и вступления в тарикат «Адавийа», жрецам  гарантировалось прекращение гонений, возможность исполнения  прежних культовых обрядов и  сохранение существовавших привилегий.

Шейх Ади  осознавал, что на данной стадии развития курдов-язычников, как действенный инструмент управления племенами мог послужить культ личности, при этом объект культа личности должен был иметь веские на то основания. Исторический опыт подсказывал: на протяжении  многих веков, начиная с Саргона Древнего,  лучшим аргументом служило божественное происхождение. И этим не преминул воспользоваться  Шейх Ади. Опираясь на свое генеалогическое древо,  корнями восходящее к Муавии и Усману[27], а так же на духовную цепь преемственности (силсилу) шейх Ади  выдавал себя за  божьего посланника. Ссылаясь на возникшие у него «озарения», укреплял убежденность верующих в том, что ему выпала миссия быть носителем «истинного света», единственно правой веры.

В своей практике Ади умело использовал курдский религиозно-социальный субстрат: вместо имени Аллах – употреблял  «Xwede» (Xu wa da = (Xude, Xode)[29], обычно взывал к Султан Эзиду и просил о защите 72 народов[30] – это вошло в формулу ежедневной молитвы «Dua sifrê» – «Благодарение трапезе» [31] (см. стих 2), благословлял людей духом Малаки Тауса[32].

Курды видели в шейхе Ади сильного лидера, а безмерное почитание со стороны многочисленных учеников прибавляло его личности святость. Добавим сюда милосердие, благодеяние и проявление чудес, которые он являл перед верующими, все это в совокупности создавало образ мессии. Так у курдского населения закралась надежда, что их мольба, наконец таки, услышана, и Бог послал им в лице шейха Ади спасителя.

Теперь примеру духовенства последовали и миряне.

Для закрепления отношений между тарикатом Адавийа и курдами шейхом Ади был применен заимствованный у шиитов обычай  бай'а[34] – посвящение, сопровождавшийся принесением клятвы верности шейху-руководителю[35].

Каждый посвященный  получал статус мюрида[36] (курдск. мрид) и давал обязательство сохранять преданность семье того шейха, через которого получил  обращение. Этот обряд сохранился по наши дни под названием «Shehede Din» – свидетельство веры. Так же, как и в XII веке, родовой шейх обязан научить своего мрида свидетельству веры, дабы тот в судный день пред Создателем нашим смог засвидетельствовать свою приверженность к езидизму. Статус мрида снимал с курдов всякие подозрение в ширке[37]  и уравнивал в правах с мусульманами.

Являясь тонким психологом, шейх Ади апеллировал к вере курдов в загробную жизнь. И теперь каждый адепт получал возможность (при соблюдении определенных  договоренностей) выбрать себе брата по загробной жизни – «бре ахрате» в лице шейха или пира,  который в судный день будет его ходатаем перед богом и проводником его души в рай[38].

Так, шаг за шагом сближаясь, шейхи тариката Адавийа слились с курдскими племенами, и образовав тайфу[39], стали, выразителями религии простого народа, поскольку для большинства главное в религии –  именно ее поведенческая сторона.

«Суфийская терминология и организация настолько влились в езидство, что трудно подчас бывает заметить остатки старых культов под новой абстрактной и явно чуждой езидам формой учения шейха Оде»[40] – характеризует этот процесс О. Л. Вильчевский.

Сам процесс формирования езидской общины, разумеется, не ограничился периодом жизни шейха, Ади  лишь обозначил путь развития, а далее все шло по намеченному сценарию.

В то же время, хочу выделить как факт, основной целью Ади ибн Мусафира было сохранение своего детища – тариката «Адавийа»[41], растворение его в курдском массиве вовсе не входило в планы шейха Ади. С этой целью были введены оградительные меры: кастовость общины[42] и запрет на профанацию учения[43] среди мюридов и иноверцев. Поэтому слияние можно охарактеризовать как военный альянс. Спасая свой тарикат от  угроз расправы, Шейх Ади нуждался в друзьях, в надежной защите, которую увидел в союзе с курдскими племенами. Курманджийцы, в свою очередь, измотанные непрекращающимися освободительными войнами (на протяжении пяти столетий), грезили о мирной жизни на своих землях. Их сблизил общий враг – исламский фундаментализм.

Изначально была заложена  двух сословная система:  духовенство (руани) и миряне (мриды). В роли духовенства выступил действующий тарикат «Адавия», в который влились езидские жрецы-предводители в статусе пиров. (Эта рокировка  привела к ликвидации института жречества).

В свою очередь духовенство разделилось на высшее – «ду нави», в лице шейхов и пиров, и низшее духовенство – «йяк нови», в состав которого вошли факиры, кавалы, кочаки. 

После смерти, шейха Ади захоронили  со всеми подобающими почестями в большом зале храма Лалыш. По народным верованиям, душа святого задерживается у его гробницы и мест (макам), связанных с его земной жизнью, или там, где он после смерти являлся народу. В таких местах можно получить его заступничество и посещение могилы святого старца принял обряд зийара[44].

      Завершая главу о шейхе Ади, отметим, что созданная им религиозная община со временем оформилась в субэтнос[46], выдержала испытание временем, сохранив в первозданности религиозные традиции и структуру общества до наших дней.

     

---

[7] Аверинцев С.С. «Древние цивилизации» Москва 1989 г. стр110-113

[10] А.М. Ментешашвили «Курды» стр 41

[11] Там же стр 6

[12] Абу'ль-Хасан 'Али ибн Усман ибн 'Али аль-Газнави ад-Джуллаби аль-Худжвири «Кашф аль махджуб ли арбаб аль-кулуб» («Раскрытие скрытого за завесой для сведущих в тайнах сердец»)  

[13]  тайайе, т.е. арабы, по наименованию одного из значительных арабских племен ат-Та'и. По контексту здесь и далее под тайайе имеются в виду мусульмане

[14] Несторианский епископ Нисибина Бар Саума (ок. 420 – ок. 490) при поддержке Сасанидов ревностно пропагандировал учение Нестория, осужденное на третьем, Эфесском, вселенском соборе (431 г.).

[15] В тексте: дарикуйе – один из синонимов золотой монеты. Как известно, золотую монету под этим наименованием чеканил Дарий I Гистасп Ахеменид (521-486 гг. до н.э.)

[18] ТУРГИЕВ Али Саладинович  Башни Сатаны http://newatropatena.narod.ru/p24.htm 

[19] Помимо Бога-Демиурга  Худе в езидизме встречаются божества низшего порядка: Тауси Малак – божество первого порядка, Шихади – божество второго порядка и Султан  Эзи – божество третьего порядка.

[20] Ибн Араби "Футухат ал-маккийа" ("Мекканское Откровение")

[26] Хальва — уединение на некоторое время, затворничество мюрида (ученика)  в  одной из частей суфийской обители — завии (текке), по приказу духовного наставника. Это действие совершается через некоторое время после вступления ученика  в  суфийский орден. Хальва помогает ученику очистить свое сердце и душу от скверны страстей и погрузиться  в  размышления о Боге. Он мало ест и пьет, и непрерывно (в  меру своих сил) проводит время  в  служении. Затворничество хальва  в  тарикатах может продолжаться 3 дня, 40 дней или 1001 день. Однако наиболее распростнаненным является 40-дневное затворничество (арабс. «арбаин», перс. «чиле»).

[27] Усман ибн Аффран – третий праведный халиф с 644 по 656г.г. из рода Омейядов

[28] Главный  постулат езидов: «бог один, а врата к нему тысячи» берет свои корни из суфийского трактата шейха Хасана ибн Мухаммада Хильми «Путь постижения бога», в котором дается следующее разъяснение: «Путь к Аллаху один. Некоторые ученные считают, что методы на этом пути разнообразны и многочисленны. Всевышний сделал это по причине разного уровня знаний человека, и это является милостью и благом от Аллаха. Эта истина не противоречит о единственности пути, так как этот путь включает в себя все, что удовлетворяет Аллаха. А удовлетворяет Аллаха многочисленно и разнообразно, в зависимости от времени, места, личности и состояния. Все это служит путями удовлетворения Аллаха. Аллах сделал эти пути многочисленными и разнообразными из-за  Своей Милости. Если бы Он сделал этот путь одного вида, по этой дороге пошли бы лишь некоторые из нас. А люди различаются своим умом, подготовленностью и соответственно Аллах создал для нас различные виды пути приближения к Нему».

[30] См ниже, гл. Езидизм и суфизм. Грани соприкосновения

А так же см. гл. Езидизм и суфизм. Грани соприкосновения

[32]  См  «Китаб Джальва»

[35] Дж. С. Тримингэм Суфийские ордены в исламе (стр 29)

[37] Ширк – придание Аллаху сотоварищей, многобожие, идолопоклонничество, антоним Тухид

[41] Копировщик, Muhammad b. Ahmad al-'Adawi  принадлежал tariqa 'Adawiya (это следует из его имени). Дата, обозначенная в рукописи We 1743,  указывает 1509 г., и делает очевидным, что tariqa основанный 'Adi b. Musafir существовала вплоть  до начала шестнадцатого столетия  (см. Dr. Zourab Aloian Shaikh Adi, Sufism and the Kurds)

[42] См гл. Езидизм, взгляд изнутри

[43] См гл. Еидизм и суфизм грани пересечения

*Продолжение книги Авдоев Т.В.: «Историко-теософский аспект Езидизма. Становление и развитие».

 

 Начало см.

 

Часть I. http://www.kurdist.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=336&Itemid=1

 

Часть II. http://www.kurdist.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=338&Itemid=1

 

Часть III. http://www.kurdist.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=348&Itemid=1

 

Часть IV. http://www.kurdist.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=361&Itemid=1

 

Часть V. http://www.kurdist.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=362&Itemid=1

 

 Продолжение следует…