МАХ-ШАРАФ ХАНУМ КУРДИСТАНИ

ХРОНИКА ДОМА АРДАЛАН

ТАРИХ-И АРДАЛАН

Около 1237/1821-22 года расстроилось здоровье вали [154] Аманаллах-хана Великого, и три-четыре года спустя, в начале зимы 1240/1824 года, он умер от болезни печени — “у Heго власть над всем, и к Нему вы возвращены будете” (Коран XXVIII, 70.).По соблюдении обычаев траура, поскольку стояла зима, его тело оставили в пустом зале и назначили чтецов читать нараспев /169/ Коран, пока после дней Науруза его не похоронили пышностью и великолепием, подобающим владыкам, по соседству с местом погребения великодостойных правителей Арделана.

Покойный Аманаллах-хан Великий во время своего правления и при жизни назначил правителем Джаванруда и племени джаф Мухаммад Садик-хана, который был самым старшим по возрасту сыном сего благородного, а бразды управления Исфандабадом и Чардули ¹²⁴ передал в достойную десницу и [предоставил] на усмотрение Хусайн-Кули-хана.

Из числа высоких строений и редкостных дворцов, которые сохранились и напоминают о том повелителе с обычаем кесаря, [следует упомянуть] внутренний дворец (В отличие от наружных помещений, предназначенных для приемов), один из дивных помещений (Букв, “пространства) которого называется Гулистан (“Цветник”), и уединенные за[городные дворцы] с залом для приемов, домами, беседками и высокими замками, что претендуют на соперничество с [замком] Хавернак для Бахрама [Гура] ¹²⁵ .

/170/ К постройкам того эмира-странопокорителя принадлежи еще Талар-и и Дилгуша (Букв. “Сердцепокоряющий зал”.) красотою он прославился на весь мир ¹²⁶ ; затем дворец Хусравийе и мечеть Дар ал-Иxcaн которую можно сравнить с Иерусалимской мечетью и с o6етованной обителью. Тем благородным построены также дворец к югу [от мечети] Дар ал-Ихсан, дворец для военачальника ханского [войска] и площадь у дворцовых ворот. Аманаллах-ханом Великим построен базар, что находится за пределами городской крепости, и еще дворец и сад Хусравабад, от которого [райский источник] Сельсебиль позаимствовал сладость проточных вод, а сад Ирема — красоту его лугов и дорожек. /171/ [Это] словно рай на земле, который Творец назвал Хусравабадом.

Поляны с целебными минеральными [водами] на горе Авидар, сад и дворец Хасанабад на возвышенности к югу от селения, крепость, дворец и базар Каслан — все возведено им. Краткость [изложения] на этих страницах не позволяет описать и изъяснить небесноподобные начинания того вали [155] с достославными устоями. Приходится ограничиваться [перечислением лишь] некоторых [из них]. В конце концов, когда настиг его смертный час и он услышал призыв таинственного хатифа: “Воротись ко Господу своему!” (Коран LXXXIX, 28.), не смог он поправить дела ни изобилием [сокровищ], ни великой мощью, величием и даровани[ями]. Воспарил он тогда в направлении [мира] небытия. Воистину, “в день, в который не помогут ни богатство, ни сыновья, а только тот, кто придет к Богу с мирным сердцем” (Там же, XXVI, 88, 89.).

/172/ Хусрав-хан III

Когда Аманаллах-хан Великий отбыл в рай, его сын Хусрав-хан, который [еще] при жизни отца утвердился на троне эпохи [его] заместителем, воссел на его месте и, исполненный величия и славы, изволил восшествовать на трон отцовского эмирата.

В начале лета этого года, когда Хусрав-хан вместе со скромницей шатра славы и величия, или несравненной царевной Хуси Джихан-ханум, которая была беременна, поспешно выехал, желая посетить его величество [государя] каджарского — по заведенному обычаю, они изволили остановиться в летовьях (Букв, “на лугу”.) Султанийе,— благородная царевна разрешилась от бремени и родила сына, названного Аманаллахом, славным и высокодостойным именем покойного Аманаллах-хана. Он был поименован [почетным прозвищем] Гулам-шах (Букв. “Раб шаха”.).

Сын покойного Мирза 'Абдалкарима Мирза Муртаза-Кули Мухлис, которому были присущи добропорядочность и истинный вкус, и благородный милостиво называли его Хусрав Мирза Рафиком (Букв. “Друг”.), составляя хронограмму восшествия Хусрава, сочинил два-три бейта, что, будучи не без достоинств, соответственно запечатлены [нами].

Кит' а:

Задумалось Солнце,
Старается найти полустишие,
Составить хронограмму года смерти вали
И восшествия нового вали тоже;
Мудрость изрекла: “В царстве правления
Умер Аманаллах и воссел Хусрав(Аманаллах шуд ва бинишаст Хусрав — при вычислении получается 1240/1824-25 г.)”.

По возвращении из отмеченной благодатью поездки Хусрав-хан III распахнул врата казнохранилищ и кладовых [156] покойного вали, в которых хранилось более двадцати куруров наличными деньгами (Курур — полмиллиона.), и оделил простонародье и знатных вилайета, каждого сообразно положению и званию. И столь благодарны и довольны были жители вилайета красотой помышления и чистотой нрава того благородного, /173/ что [такого] не видели и [о подобном] не слышали ни при одном из прежних правителей. Ничтожнейший и самый высокодостойный радовались его существованию и были вынуждены [признать] его превосходство. От [всей] души и от [всего] сердца они повиновались (Букв, “подставили выю для ошейника повиновения”.) ему и приготовились служить, кроме двух султанов из Авромана, Хайдар-султана и Мухаммад-султана. Уповая на многочисленность пушек огнестрельного оружия и [свою] мощь, а [также] по недомыслию и безрассудству они перестали изъявлять покорность и, понадеявшись на каменистые [отроги] и горы Авромана, подняли знамя смуты и мятежа и начали враждебные действия.

Сколько от истоков эмирата ни направляли милостивых посланий для их увещевания, ничего не вышло. Их обуяла гордыня, и они отвратили чело от [своего] благодетеля, пока высокорожденный Хусрав не посчитал необходимым [принять] меры для наказания подлых смутьянов. Проучить и наказать их он поручил Мухаммад-хану сархангу, который приходился родным единоутробным братом тому благородному, с конниками и войском Арделана.

Враги, прослышав об этом, своим приютом избрали неприступные горы, стали строить укрепления, готовить все необходимое и собирать для сражения жаждущих мщения стрелков. Предводитель победоносного войска по прибытии остановился в полуфарсахе от их укрепления и два-три дня посвятил отдыху (Букв, “сидел, отдыхая”.). И вот утром, когда для врагов утро могущества сменилось вечером и их звезда счастья закатилась, [авроманцы] неожиданно обрушили град (В тексте “стрелами”.) пуль из щелей укрепления и разожгли шум битвы, стреляя из пушек и ружей. Благородный хан-военачальник, что в чаще отваги был леопардом, а в море храбрости — крокодилом, /174/ несмотря на юный возраст и неопытность, посчитал сражение за пиршество, бесстрашно сел на коня и повелел своему войску вступить в бой.

Поскольку возможности сойтись на поле брани не было, обе стороны занялись стрельбой из ружей. С той и другой стороны было убито несколько человек, в том числе Ака Джа'фар Бани Ардалан. От грохота ружей и криков стрелков пришли в содрогание устои семи небесных сфер. Однако, [157] поскольку враги находились на вершине горы, а победоносное войско у ее подножия, успехов больших не добились.

В конце концов храбрецы Арделана заткнули за пояс подол отваги и устремились на укрепление тех слепцов и теперь отплатили сполна врагам за [проявленную] неблагодарность. Хайдар-султан, главарь и предводитель того беспорядочного сборища и зачинатель великих (Букв, “видных”.) смут, без [всякой] на то причины пожелал спуститься с вершины горы вниз и со своими литаврами, барабаном и стрелками остановился на берегу реки, что протекала у подножия горы. Мужи поля брани, не обращая внимания на разящие стрелы и пули (Букв, “не думая о стрелах стрел и ружей”.), бросились на того неблагодарного и окружили его [плотно], как кольцо [охватывает] палец. Большинство его приверженцев захватили в плен, большую часть из них предали мечу. Султан, чтобы помочь своему безвыходному положению (Букв, “излечить свою неизлечимую болезнь”.), бросился в воду и [под водой] скрылся. Однако в воду вошли несколько героев Сенендеджа, сразили его пулей и из воды отправили в огонь преисподней.

Джа'фар-султан аджудан-баши с отрядом поспешил к укреплению Мухаммад-султана с другой стороны. Несмотря на то что пули сыпались на головы (Букв. “темя”.) людей градом, они не думали о смерти. С помощью смелых атак они очистили то место от грязи его (Мухаммад-султана.) существования, побросав головы большинства врагов во прах унижения. Султан при виде /175/ [такого] положения не придумал никакого выхода, кроме бегства. Он пустился бежать и прибыл в Шахризур.

Бабанцы, что пришли им на помощь, от лицезрения таких великих побед опечалились и тоже обратились в бегство. Упомянутый выше Джа'фар-султан отрезал им путь из ущелья и стеснил их жизненное пространство. Однако несколько великих [людей] Сенендеджа, как-то: Мирза 'Абдал-карим Му'тамид, Мирза Хидайаталлах Амин, Аманаллах-бек вакил, который в те времена был сотником (Йузбаши.), Мухаммад-ака назир и правитель Саккыза Мухаммад-султан — посчитали разумным освободить бабанцев, и было приказано открыть [выход из] ущелья.

Хан-военачальник после такой выдающейся победы возвратился в Сенендедж с [богатой] добычей и многочисленными пленниками и удостоился тысячи похвал. Каждый из газиев войска был отмечен какой-нибудь царственной милостью, а Джа'фар-султан вознесен среди равных пожалованием ордена, [украшенного] драгоценными камнями. [158]

Благородный [Хусрав-хан] так стремился к радостям жизни и любил мирские удовольствия, что при вести об [устраиваемом] им празднестве забывали сказание о Бахраме [Гуре]. Тот благородный соединил [в себе все] человечески совершенства, а за [свою] чистоту почитался вторым Йусуфом.

[Совершенным владением] различными почерками Хусра Третий превзошел мастеров прошлого, в [постижении] разновидностей [высокого] слога достойные мунши годились (Букв, “стали”.) ему в ученики. Из раковины его калама воссияла (Букв, “просочилась”.) сверкающая жемчужина, из Омана его памяти появился перл, достойный государя. При его щедрости и великодушии стали выдумкой рассказы о Хатиме, при совершенстве его справедливости [отошла в область] преданий (Букв, “песен”.) слав Хусрава Ануширвана. Во времена его могущества газель ее сала молоко из вымени львицы, в его правлении сокол бы защитником куропатки. Словом, в эпоху владычества (В тексте: “эмирата”.) Хусрава от гнета и притеснения не осталось и названия.

Палка сборщика налогов [стала уделом легенд, как] облик Симурга и сказочной птицы вместе с рассказами /176/ о эликсире и философском камне. Разве что в начале своего правления он по неопытности, например, приказал арестовать и заковать в кандалы деда, отца и братьев отца сочинительницы [хроники] без всякой [их] вины. [Проявив] всевозможную грубость и неучтивость, он приказал оштрафовать их на тридцать тысяч туманов, пока в конце концов тому благородному не стала очевидна выдумка завистников. Каждого они изволили призвать к себе, облачили в дорогой халат и изволили вознести до высокой должности.

С братьями он тоже обошелся немилостиво, каждого каким-то образом обидел, так что все они утвердились в уголке приниженности. Так, 'Аббас-Кули-хана, которого после смерти отца изволили было возвысить до должности наиба, вскоре сместили, заковали в оковы и заточили в тюрьму. Их мать подвергли всевозможным наказаниям, которые не подобали сану и обычаю Хусрава, а их имущество конфисковали.

Хусайн-Кули-хана, который ранее, при жизни отца, был назначен эмиром Исфандабада, несмотря на то что он поспешил на службу [к Хусрав-хану] и проявил покорность и послушание, [Хусрав-хан] через год сместил и управление той областью препоручил Баба-хану Марагайи. Тот несчастный, понимая, что соперник могуществен (Букв, “велик”.), собрал всю [159] наличность, которою владел, и, прибавив [к тому] Слово Господа (Коран.), в полночь отнес к Хусрав-хану и заявил: “Здесь [все], что хранилось у меня в тайниках, и [весь] мой капитал. Бери, [лишь] не отдавай меня палачу и не клади мне на шею оковы порицания!” Таким путем он спас себе жизнь, пока в конце концов в связи с разладом, каковой они изволили внести в дела [моего] деда и отца — о том речь пойдет ниже — его снова не вознесли до управления Исфандабадом и до [должности] вакила Курдистана.

Мухаммад Садик-хан после смерти Аманаллах-хана вали тоже прибыл в город [Сенендедж] и засвидетельствовал /177/ покорность брату, но через год начал бунтовать. Хусрав-хан с помощью притворных любезностей заманил его в вилайет и после конфискации имущества два-три года держал под арестом в верхней комнате рядом с царским залом, пока благодаря вмешательству [его] жен впоследствии его не освободил и не возвысил снова до управления Джаванрудом.

Таким образом, девять лет [Хусрав-хан] пользовался полной независимостью. Ни единой колючки не вонзилось в подол собирающего цветы в цветнике его эпохи, и вино его времени не показалось горьким ни одному затворнику, если не считать того, что, согласно предопределениям Господа, в дни его власти в начале весны 1246/1830 года в Арделане началась чума — да убережет нас от нее Аллах! Погибло более восьми-девяти тысяч человек.

Из великих и знатных [людей Арделана] напиток мученической смерти испили сын Назар 'Али-хана Аллах-Вирди-хан, его сын 'Али Мурад-султан и несколько [их] родственников, а также племянник моего отца Джа'фар-султан ад-жудан-баши, который был рыкающим львом в чаще отваги. Все [жители] вилайета, страшась болезни, направились в горы и в пустыню и укрылись под сенью милости всемилостивого Бога. Через три месяца, в начале месяца мухаррама 1247/июне 1831 года, чистая вода Господнего милосердия потушила пламя (Букв, “искры”.) чумы, и оставшиеся в живых возвратились в вилайет.

Когда главнокомандующим [войска] Российского был назначен Паскевич ¹²⁷ и [русские] решили завоевать Иран, после многих усилий они захватили область, пограничную с Азербайджаном. Акбар-бек, сын Мухаммада Заман-бека вакила, и несколько человек [его] близких и родственников посчитали благоразумным примкнуть к русскому войску и пожелали сговориться с сыном вали [Аманаллах-хана] Хусайн-Кули-ханом, смещенным с управления Исфандабадом. Его враги тут же обо всем /178/ доложили вали [Хусрав-хану]. [160]

Поскольку семье этой бедняжки приписали [владение] наличными деньгами и сокрытыми ценностями, а благородный Хусайн-Кули-хан приходился [моему] отцу племянником (В тексте: “сыном сестры”.), его высочеством вали [Хусрав-ханом] было дано указание втянуть в [ту] историю и [моего] отца, чтобы под тем предлогом все, что у них хранится в тайниках, забрать и присоединить к [своим] сокровищам. С этой целью [дело] поручили Хусайн-Кули-хану, пообещав [ему] управление Исфандабадом. Тот же, еще не изведав от судьбы холодного и горячего и не испробовав горького и соленого [от этого] непостоянного мира, забыл про [свой] долг в отношении дяди ради управления [Исфандабадом]. В конце концов после совещания тот пригласил покойного родителя под предлогом болезни одного из племянников, за дверью поставил людей вали, а перед ним распахнул врата вымыслов и уловок.

Около двух часов [продолжалась] беседа (Букв, “совещательное собрание”.). В конце концов проговорились, в чем состояло их сокровенное желание, и встали. На следующий день, когда об обстоятельствах дела прослышал великий вали, было приказано заковать в кандалы и заточить в тюрьму сыновей Фатх'Али-бека вакила Мухаммад-бека и Мустафа-бека, Акбар-бека, который был зачинателем этого дела, Султана б. Назар'Али-бека, отца сочинительницы [хроники] Абу-л-Хасан-бека и еще братьев отца и племянников. Все они подверглись мучениям и были заключены в тюрьму. Немного времени спустя сыновей Фатх'Али-бека и Султана убили в крепости Каслан, Акбар же спасся с помощью тысячи хитростей.

Отца и братьев отца сочинительницы [хроники] из заточения освободили по причине [их] невиновности и изволили порадовать различными милостями. Они (Хусрав-хан.) задумали приблизить к себе [вашу] покорную служанку, и в конце концов я торжественно вошла в славный [ханский] гарем.

Однако история убийства казненных вызвала страх и опасения тех, что остались [в живых] из их семей. Младший сын Фатх 'Али-бека Аманаллах-бек, сын Ахмад-бека 'Али Мухаммад-бек и другие выдающиеся [люди] из их родни числом по меньшей мере в десять человек /179/ сразу отвернулись [от Хусрав-хана] и обратились за покровительством ко двору [шаха] в Тегеран. Для устранения их смуты Хусрав-хан направил ко двору Фатх'Али-шаха Каджара Мирза Фарад-жаллаха везира, который приходился ему дядей, в надежде, что, быть может, он приведет беглецов [назад] и столпам его власти не будет причинен ущерб. Но поскольку те [просили] [161] быть посредницей в их деле одну из жен государева гарема, которая именовалась почетным званием Тадж ад-Дауле (“Венец державы”.), и обязались служить царевичу Сайф ад-Дауле ¹²⁸ , настойчивость везира не возымела действия на сиятельные сокровенные замыслы владыки.

[Тех] благородных препоручили царевичу Сайф ад-Дауле и отправили в Исфахан, пока за год до эпидемии (Букв, “заболевания”.) чумы 1245/1829-30 года кортеж падишаха не прибыл в Хамадан. Их заковали в цепи и кандалы и передали Хусрав-хану. Ак-бар-бек, однако, спасся в одежде бедняка-дервиша, остальные [же] уединились в уголке печали. [Так обстояли дела], пока во время эпидемии и запустения вилайета по просьбе Мирза Фараджаллаха везира и Мирза Хидайаталлах Амина не был освобожден 'Али Мухаммад-бек. Они отправились в селение Балбанабад, что расположено в Эйлаке, и там дали указание своим людям изыскать (Букв, “испросить”.) средство для побега. Однако благодаря храбрости сына Мирза Хидайаталлаха Мирза Джа'фара, который находился поблизости, их замысел осуществлен не был.

/180/ В конце священного месяца зи-л-хиджжа 1249/мае 1834 года внезапно усилилась болезнь того светоча зрачка величия и славы — [Хусрав-хана], ведь он страдал заболеванием печени и, будучи охвачен меланхолией, не занимался лечением и [не заботился об] исцелении, согласно [изречению]: “Так было и с отцами нашими!” Поскольку мне принадлежала честь делить ложе с тем благородным и я была удостоена общения с ним днем и ночью и вознесена до должности везира эндеруна (Женской половины дома.), [ваша] покорная служанка не знала покоя и сна (Букв, “спокойного сна”.), ухаживая за больным. В конце концов

[полустишие]:

Обрушилось на меня то, чего я страшилась.

Пока тот повелитель болел, снова началась холера — избави Бог от Божьего гнева! Городские жители тут же покинули город, но — благодарение Аллаху, владыке обоих миров! — болезнь не распространилась, и умерло не более трех-четырех человек. Между тем недомогание молодого вали усилилось, и выздоровление не наступало, пока в четверг второго дня месяца раби'ал-аввала 1250/9 июля 1834 года птица его исполненного побед духа не поспешила с тысячей горестей и сожалений к райскому саду ¹²⁹ .

[Стихи] сочинительницы [хроники]: [162]

Не было тела, что не свернулось бы подобно волоску в огне от этого горя;
Не было сердца, что не возрыдало бы от такого страдания, подобно грому в пустыне;
В таком горе пребывать будут здесь, пока не наступит день Страшного Суда.
Иисус будет оплакивать [его смерть] в четвертой небесной сфере.

От того, что случилось, распахнулись перед обитателями мира врата скорби, до седьмого неба донесся шум смятения и плача. [Подобные реву] труб [рыдания] обитательниц гарема оглушили ангелов, от смятения стыдливых [жен] треснули устои голубого небосвода. Несколько дней они соблюдали обычаи оплакивания и на долгие времена подняли знамя скорби:

Не знаю, как оба глаза мои возрыдали от горя,
Если подобает, чтобы его молодость оплакала [сама] смерть!

/181/ После смерти Хусрав-хана жители Арделанского вилайета, побуждаемые давностью служения [семейству Бани Ардалан] и добрыми намерениями, единодушно вознесли на правление счастливого амир-заде Риза-Кули-хана, старшего сына того благородного, [которому] было одиннадцать лет. Однако, прослышав о смерти Хусрав-хана, Ардашир-мирза, брат Мухаммад-мирзы, и сын покойного 'Аббас-мирзы, тот час пожелал захватить Курдистан, собрал войско и выступил из своей резиденции Гярруса /182/ с намерением завладеть Сенендеджем.

Благородная царевна Хусн Джихан-ханум, чело которой еще покрывал прах траура [после] смерти мужа, бесстрашно собрала арделанское воинство с пушками и замбураками, а в войсковом реестре было записано более семи-восьми тысяч человек, поспешила навстречу Ардашир-мирзе.

В Заге и Акбулаке войско той повелительницы разбило палатки и преисполнилось решимости [вступить] в битву и сражение. Однако, когда Ардашир-мирзе стало ясно, что храбрецы Арделана отрешились от жизни и повязались поясом покорности [госпоже], желая [доказать] самоотверженность, и что сил сразиться с поражающими врага смельчаками у него нет и биться с львами, повергающими львов, он не в состоянии, [царевич] поневоле направил ходатаев и предложил перемирие. В конце концов дело кончилось миром. Он испросил в жены Ханум-и Ханумха, старшую из дочерей Хусрав-хана, которая упоминалась выше, и предложил перемирие; заключили брачный союз и перемирие и, уладив дела, возвратились в вилайет. [163]

/183/ Риза-Кули-хан

Когда произошло [это] ужасное событие, ко двору Фатх 'Али-шах направили Казим-бека Афшара сообщить [о том, что] опаляло душу, [подобно] пламени, и вышеупомянутый (Букв, “когда вышеупомянутый”.) доложил. Государь и придворные ханы так опечалились и огорчились, что невозможно описать и представить. Славных шахзаде Фатхаллах-мирзу Шуджа`ас-Салтане ¹³⁰ и Таджли-бигум-ханум, которые приходились благородной Валийе Хусн Джихан-ханум единокровными и единоутробными братом и сестрой, изволили назначить для участия в оплакивании [покойного] вали.

Великие шахзаде пробыли в Сенендедже Два-три месяца и поддержали счастливого вали [Риза-Кули-хана] в делах правления. На пост везира назначили Мирза Фараджаллаха везира, что, воистину, в делах везирских был вторым Низам ал-Мулком и превзошел Асафа ¹³¹ , и бразды разрешения дел препоручили его достойной деснице.

Когда Мирза Хидайаталлаху Амину, который до того был направлен в Азербайджан и, когда наследник [престола] выехал в Тегеран, оказал выдающиеся услуги, поручили поставить [на правление в Керманшахе] брата Мухаммад-шаха царевича Бахрам-мирзу ¹³² , а сына покойного Мухаммад'Али-мирзы Мухаммада Хусайн-мирзу ¹³³ , что был полновластным хозяином Керманшахана, Луристана, Хузистана и Бахтиарии, прогнать, он запросил у великого вали помощи. В середине зимы, [невзирая на] обилие снега и дожди, тот высокородный выступил в сторону Керманшаха [и] с [ним] восемь тысяч конников и полк пехотинцев. В караван-сарае Махидашта он присоединился к Бахрам-мирзе.

Мухаммад Хусайн-мирза, прослышав о прибытии Бахрам-мирзы и Риза-Кули-хана [ему] на помощь, не смог [ни] убежать, [ни] скрыться и с незначительным [числом своих] людей и приверженцев бежал в Тегеран. Там он был схвачен и отправлен в ардебильскую тюрьму и в той области проживает вплоть до настоящего времени, /184/ [когда] пишутся [эти строки], т. е. до 1262/1845-46 года хиджры. Его высочество Бахрам-мирза благодаря поддержке победоносного арделанского войска без сражения и боя вступил в Керманшах и остановился в резиденции губернатора. После утверждения царевича победоносное войско вали тоже возвратилось в Сенендедж.

Когда после смерти Хусрав-хана и назначения Риза-Кули-хана минуло восемнадцать месяцев, его (Риза-Кули-хана.) везиры и приближенные начали дурно обращаться с населением [164] Арделанского Курдистана и чинить насилия. Сын покойного Аманналлах-хана Мухаммад Садик-хан, претендовавший на правление, вместе с другим своим братом, 'Аббас-Кули-ханом, который на несколько дней оставлял родные места, с большинством прославленных [людей] Сенендеджа в 1251/1835-36 году выехал в Тегеран. Вначале дела их немного продвинулись, однако впоследствии благодаря стараниям ее высочества Валийе стрела их устремления натолкнулась на камень, и они ничего не добились. Валийе же, разрешив [все] дела, благополучно возвратилась в вилайет Сенне.

Мухаммад Садик-хан после двух лет пребывания в Тегеране оставил те области и поспешил в Керманшахан к Манучихр-хану Му'тамид ад-Дауле ¹³⁴ , который в те времен был полновластным хозяином того края. Му'тамид ад-Даул неоднократно обещал разрешить его дело, пока ее высочество Валийе не испросила в жены высокому вали [Риза-Кули-хану] одну из сестер шаха, украшенную именем Туба-ханул что значит “рай”. Он пожаловал в Тегеран с большинство благовоспитанных [людей] Сенендеджа, чтобы отпраздновать свадьбу. Следуя словам: “Дела связаны со временем, [их свершения]”, они (Мухаммад Садик-хан и Му'тамид ад-Дауле.) посчитали рощу пустой, [покинутой львами-витязями], а момент благоприятным, с двум сотнями /185/ конников выступили из Керманшахана, подстрекаемые группой черни Курдистана и [побуждаемые] низменными (Букв, “плотскими”.) страстями, и отправились на завоевание Арделана.

Высокодостойный вали [Риза-Кули-хан], чей благородны возраст в те времена достигал пятнадцати лет, прослышав том, что произошло, вместе с Фараджаллахом везиром и от рядом воинов двинулся на Сенендедж с другой стороны выступил с намерением сразиться. В ту же ночь Мухамма, Садик-хан прибыл [в Сенендедж] через Йаминан и Гузре Джар. Поскольку вали Риза-кули-хан изволил ехать через Нерран, встреча противников за пределами города не произошла.

Сторонники Мухаммада Садик-хана по прибытии в окрестности города нападали на каждого встречного и одного двух человек застрелили. Семьи Мулла 'Аббаса шайх ал-ислама, Мирза Фараджаллаха везира и Мирза Хидайаталлаха Амина, услышав о происходящем, испугались, той же ночью выехали [и] до наступления следующего дня (Букв, “до завтра”.) добрались до племени джаф.

Мухаммад Садик-хан по приезде в город начал собирать войско. Незначительные войска, что находились в городе, к [165] нему примкнули: одни — по личной злобе, другие — посчитав благоразумным. В общем, назрели смута и раздоры.

Когда слуги вали [Риза-Кули-хана] узнали о прибытии его (Мухаммада Садик-хана.) в Сенендедж, они впали в полную растерянность. Дошло до того, что их сплоченные ряды распались и листья ревностной [службы] того неисчислимого отряда осыпались. Тогда отважно выступил вперед сын покойного Аманаллах-хана вали Хусайн-Кули-хан, успокоил и обласкал воинов мудрыми советами и поддержал увещеваниями.

/186/ На следующий день утром храбрые курдистанские витязи и искусные стрелки из лука прибыли при стремени вали в окрестности города, и Мухаммад Садик-хан укрылся в столичной цитадели, а городские ворота препоручили охранникам. Около часа они обменивались выстрелами (Букв, “они посылали гонцом для взаимных визитов пулю”.), и нить жизни нескольких глупцов из вилайета была перерезана ножницами смерти. В конце концов воины вали пробили в крепостных стенах бреши и отряд за отрядом вступили в бой, желая сразиться. Военные действия развернулись на крышах [домов] и на площади перед дворцом правителя. До полудня, таким образом, продолжалась битва, и ни одной из сторон не удавалось добиться успеха.

Тем временем Аманаллах-бек вакил и Кубад-бек фарраш-баши вместе с несколькими бег-заде и стрелками из Авромана и Бане сумели обойти здание эндеруна, и обитательницы женской половины дома с помощью веревок и канатов их отважно подняли наверх. Те остановились на плоской крыше эндеруна лицом во двор, [что] известен [как] Дафтар-хане (Канцелярия.), начали военные действия и поставили засевших в крепости в безвыходное положение.

С другой стороны к дворцовым воротам сплоченными рядами направились остальные жаждущие мщения витязи. Поражая мечом и стрелой, они их разломали и вошли во дворец. Таким образом, завязался ожесточенный бой, и в конце концов Мухаммад Садик-хан и его люди были захвачены в плен со всем позором. Большинство его приверженцев было ранено и поражено кинжалом, и с обеих сторон в тот день убили и ранили двадцать четыре человека. Оставшиеся в живых из воинства (Букв. “сил”.) Мухаммада Садик-хана тоже были закованы в кандалы и заключены в тюрьму.

В месяце сафаре 1257/марте — апреле 1841 года Махмуд-паша Бабан отрекся от державы рода 'Усмана, /187/ и сын Сулайман-паши Ахмад-паша Бабан, который ему приходился племянником, по наущению и указанию султана Рума [166] прогнал его из Бабанского вилайета. Махмуд-паша прибег к покровительству государя Ирана и от благородного Риза-Кули-хана тоже испросил помощь и поддержку. Благородные Валийе и вали [Риза-Кули-хан] поселили Махмуд-пашу в Курдистане (Арделане), распахнули пред ними врата приязни и велико[душия] и исполнили то, к чему обязывала дружба.

Зимой Валийе, вали [Риза-Кули-хан] и царевна Туба-ханум вместе с упомянутым пашой, благородными и знатными [людьми] Сенендеджского Курдистана и Бабана направились в Тегеран, чтобы освободить владения [рода] Бабе и [испросить] у каджарского государя помощь. Пока они там находились, несколько злоумышленников, что уже давно выжидали удобный момент, чтобы с помощью наговора и клеветы разлучить шкатулку с самоцветом и с созвездием звезду, расстроить и внести разлад в отношения вали и Валийе, которая по причине младости лет сына самолично занималась делами [управления] Курдистаном, воззвали через Туба-ханум, жемчужину из раковины царствования, к столпам (Букв. “главам”.) державы, и государь утвердил правителем и полновластным владетелем благородного Риза-Кули-хана.

Ее высочеству Валийе (В тексте: “Поскольку ее высочество Валийе…”) были в такой степени присущи здравомыслие и природный ум, что уже в начале дела она предвидела его исход. Она понимала, что Риза-Кули-хану при его малолетстве и малой искушенности не справиться с таким великим и трудным делом, а бездействие (Букв, “остановка крыльев”.) породит беспорядок на границе и погубит Арделанский вилайет. После нескольких советов, [видя], что слова [не привели ни к чему] и бутоны ее просьб не распустились в желанном цветнике, она была вынуждена умолкнуть. По этой причине и [благодаря] наущению зложелателей, которые подстрекали благородного вали [Риза-Кули-хана], отношения между матерью и сыном закончились враждой. /188/ Покончив с делами, упомянутый паша, Риза-Кули-хан и его свита возвратились в Арделан. Ее высочество Валийе после того несколько дней оставалась [в Тегеране], однако отчаялась и прибыла в вилайет, опасаясь, как бы, не дай Бог, не порвался переплет в книге правления по невежеству и злобе кучки людей, от которых исходило [стремление вызвать] этот разлад, и не рассыпались листы тетради тысячелетнего владычества из-за наговоров и стараний тех, что стали зачинщиками этой непрекращающейся смуты, как это в действительности и произошло (Букв, “как [переплет] порвался и [листы] рассыпались”.).

[Валийе] весьма усердствовала в советах и увещеваниях, [167] но они не слушали. И не прошло много времени, как подстрекатели собственными глазами узрели воздаяние за противодействие мужественным помышлениям этой скромницы (Букв. “Покрывала стыдливости”.). Убедившись, что ласковые ее советы [для них тяжелы], как камень, и [пусты], как кувшин, а в сердце у них притча про купол и грецкий орех (Которые при внешнем сходстве несопоставимы.), она была вынуждена закрыть [на то] глаза и уединилась.

Тем временем от предводителей Бабанского вилайета беспрерывно, одно за другим прибывали их паше послания следующего содержания: “Если благородный вали и паша выступят в направлении Шахризура, знать и простонародье этих пределов станут (В тексте: “станем”.) слугами при победоносном стремени. Мы очистим вилайет Бабана от скверны существования врагов и передадим во владение ваших наместников”.

Махмуд-паша обратился за покровительством к Риза-Кули-хану и изъяснил ему обстоятельства [дела]. По их просьбе в том же, 1257/1841-42 году поступило предписание пограничным войскам прибыть, и вали [Риза-Кули-хан] самолично с [находившимися при его] стремени слугами, с Махмуд-пашой и его людьми изволили отбыть в направлении Бабана (Букв, “места назначения”.). В четырех перегонах от Сенендеджа к армии вали присоединилось вызванное [им] ополчение из султанов округов, аширатов и конников, [охранявших] границы. В округе Мариван они остановились.

Поскольку из Бабанановых достоверных известий не поступало, несколько дней /189/ занимались в тех местах охотой, пока не стало известно, что `Абдаллах-бек, брат Ахмад-паши, с небольшим войском, полком сарбазов и семью пушками остановился в четырех фарсахах от лагеря [вали Риза-Кули-хана], однако [потом] решил бежать.

Прослышав это известие, вали, следуя велению судьбы и из-за козней везира, изволил тотчас направить в Сулейманию Аманаллах-бека вакила с двумя тысячами человек вместе с Махмуд-пашой и его сторонниками. Кубад-беку с тысячей конников, с авроманскими султанами и стрелками он приказал занять ущелье, что находилось в половине фарсаха от лагеря, а сам остановился несколько позади.

По словам самых знаменитых [авторитетов], Мирза Хидайаталлах везир, чей род долгие годы и дни был приближен [к правителям Арделана],— в те дни из-за [своего] зложелательства он был у благородного вали в немилости — сообщил ' Абдаллах-беку и его войскам о том, что армия [168] [Риза-Кули-хана] разделилась на части, и дал понять, чтобы они подходили.

На следующий день на рассвете, когда военачальник большей частью спокойно спали, а один отряд пас в степи лошадей, `Абдаллах-бек поспешил навстречу в надежде оказать врагам отпор. Когда от дозорных войска прибыло сообщение, что бабанская армия в боевой готовности подошла к лагерю [вали] на полфарсаха и спешит сразиться, та малость, что осталась от арделанского войска, пробудилась о; сна. Повскакали с мест — половина безоружными, другие сели на коней, не надевая габа (Длинная мужская одежда, надеваемая под широкую верхнюю.) и не опоясавшись шалью. Около тысячи человек таким образом преградили, путь врагам и приготовились рисковать жизнью.

Тем временем ополчение Бабана приблизилось, и дозорные с обеих сторон начали бой. Юноши Арделана трижды заставляли львам [подобных] мужей Бабана повернуть назад. Однако, поскольку воинству [Риза-Кули-хана] были уготованы, как изъяснено выше, поражение и неудача и ранее между ними и родом Бабан /190/ были приняты скрепленные клятвами обеты, они разом, не прилагая усилий и стараний, повернули назад от бабанского войска и, радея о собственной пользе, поспешили в Арделанский вилайет.

При виде этого столпы неколебимости остальных содрогнулись, и, хотя враги обратились в бегство, они вслед за ними тоже прекратили сражаться. Некоторые из храбрецов Арделана, что проявили стойкость на поле брани, как-то: Шайх 'Али-бек и Назар 'Али-бек, сын Мухаммад 'Али-бека Мухаммад Риза-бек, Мирза Фазлаллах мухрдар (“Хранитель печати”.) и Мирза Абу-л-Фатх, которые приходились [друг другу] двоюродными и единоутробными братьями, а также Мирза Рахим, сын Мирза Йусуфа, были убиты. Сын эмира Аслан-хана Мустафа-хан и его сын Наджаф-Кули-хан, сын Назар 'Али-хана Мухаммад-Кули-хан и Мирза Мухаммад Рафи' назир, ненамного отдалившиеся от лагеря, были сражены пулями сборища сулейманийских курдов и вручили душу ангелу смерти. Оставшиеся в живых, согласно [изречению]: “В тот день, когда человек побежит от своего брата, своей матери и своего отца” (Коран LXXX, 34, 35.), не отпускали поводьев бегства, пока [не прибыли] в свой город и область.

С другой стороны Аманаллах-бек с войском [Арделанского] Курдистана и Махмуд-паша Бабан, подъехавшие было к Сулеймании [на расстояние] в один перегон, прослышали о поражении и тоже невольно выпустили из рук поводья [169] самообладания, направились в Арделан и присоединились к вали [Риза-Кули-хану].

* * *

Несколько дней спустя от врагов вали [Риза-Кули-хана] каджарский шах услышал правдивый рассказ [о случившемся]. Ее высочество Валийе Хуси Джихан-ханум, будучи обижена на сына, тоже /191/ направилась в Тегеран и объяснила поражение злым умыслом некоторых благовоспитанных [людей] вилайета. Государевым двором Муса-хану Вассафу было поручено заковать в оковы и заточить [в тюрьму] племянника беглербега Мераге Ахмад-хана Баба-хан-ака, который занимал должность амир ахур-баши-гири княжеских конюшен; дядю [Риза-Кули-хана] 'Али-хана, чьи деды принадлежали к высокому роду Бани Ардалан и много лет тому назад избрали для поселения Туй-Саркан, а в те дни, [когда происходили описанные события], он был вознесен до поста ве-зира и управителя Арделана; Исма'ил-бека даруге и Кубад-бека фарраш-баши. Постановили взыскать с них восемь тысяч туманов и востребовать их поручили Аллах-Кули-хану, иль-хану каджарского племени.

В результате тех благородных схватили, в оковах и кандалах отвезли в Тегеран, а деньги за короткое время взыскали с их родственников.

В это время с извинениями за поражение в Мариване и докладом о той великой (Букв, “видной”.) смуте вали [Риза-Кули-хан] направил в Тегеран сына покойного Мирза Шукраллаха, племянника Мирза Хидайталлаха везира Мирза 'Абдалмаджида, который был правителем Джаванруда и племени джаф и, воистину, считался средоточием человеческих совершенств и вторым Платоном по непреклонности и ясности ума и твердости убеждений. Однако сразу по прибытии [в Тегеран] его повесили и казнили без разговоров, без суда и следствия (Букв, “без вопросов и ответов”.), поскольку зложелатели и их причислили к подстрекателям. Покойный, обитающий в раю Хусайн-Кули-хан сочинил на его смерть кит'а с такой хронограммой:

/192/ Год этот очевиден, хронограмма его удивительна,
Заключена она в [словах], начертанных пером: “Шахид-и Дуст шуд ' Абдалмаджид (“Принял мученическую смерть за друга 'Абдалмаджид” — 1257/1841-42 г.)”.

После таких событий Риза-Кули-хан тоже отбыл в Тегеран, дабы изыскать выход из положения, поскольку устои [170] его правления пошатнулись. Через два-три месяца выехала из Курдистана и благородная царевна Туба-ханум и прибыла ко двору брата. Его величество государь по братской любви и приязни, каковую он питал к Туба-ханум, провинности Риза-Кули-хана простил, сместил его с поста вали и течение восемнадцати месяцев держал в Тегеране. Пока [там] оставался, при вали [Риза-Кули-хане] находилось более тысячи человек из сеидов и шейхов, просвещенных и улемов, ханов и знати Курдистана.

В отсутствие вали [Риза-Кули-хана] Мухаммад Садик-хан самовольно стал замещать [его] и править, а обязанности везира поручили Мирза Хидайаталлаху везиру. Однако в отношении сторонников вали они проявили крайнюю грубость так что по ночам никто не знал сна в собственном доме, пока благородный вали [Риза-Кули-хан] не снискал милость. Дурное обхождение Мирза Хидайаталлаха с населением ускорило дело, и управление Арделанским вилайетом бы, передано ему (Риза-Кули-хану.).

Ее высочество Валийе получила для светоча очей, и сравненного своего [сына] Аманаллах-хана Второго, округ Исфандабад во временное управление и [на правах] сойюргала и [добилась его] выделения из [Арделанского] Курдистана. Их помощники и заступники, как-то: сыновья Аманаллах-хана Великого Мухаммад Садик-хан, Хусайн 'Али-хан Абу-л-Фатх-хан, Мулла Махди кази,Мирза Хидайаталла. везир, сын Ахмад-бека 'Али Мухаммад-бек и несколько человек из их дядьев — тоже выехали и поселились в Исфандабаде.

/193/ По приезде в Арделанский Курдистан Риза-Кули-хан не обрел покоя, поскольку Валийе Хуси Джихан-ханум оставалась в Тегеране, [продолжала] интриговать, и им помогал великий везир Хаджж-мирза-акаси. Через пять месяцев после прибытия вали Валийе составила опись своего и своих родственников имущества и потребовала его возвратить. Государевым двором Камбар 'Али-хану сартипу (Бригадному генералу.) было поручено покончить с этим делом. Однако вышеупомянутый после одного-двух месяцев пребывания [в Арделане], ничего не добившись, был вынужден выехать в Туй-Саркан, где они остановились, и [обо всем] подробно доложил доверенным [слугам] высокой [Иранской] державы.

Ему с двумя-тремя сотнями конников поручили еще раз получить имущество и разрешить то дело, но на этот раз тоже ничего не вышло — [те] приводили отговорки и тянули время.

Около 1261/1845 года турецкий султан поручил Наджиб [171] паше Багдадскому навести порядок в Шахризуре и наказать Ахмад-пашу Бабана, который болтал о враждебности к Ирану и Турции. Тот пошел на Шахризур с тридцатью тысячами конников и сарбазов и двадцатью пушками и устремил старания на разгром [Ахмад]-паши. С таким намерением он вступил в Кой и Харир и несколько дней был занят переговорами с Ахмад-пашой.

В конце концов Ахмад-паша с четырьмя полками сарбазов, с двумя-тремя тысячами конников и четырьмя пушками бесстрашно устремился навстречу Наджиб-паше и остановился в двух-трех фарсахах от его лагеря. В ночь перед утром, когда была назначена битва, в войске Ахмад-паши началась смута и вспыхнули раздоры. Споры довели до убийства. По этой причине дела [Ахмад]-паши поневоле расстроились, и той темной ночью он был вынужден бежать с тысячей конников из знатных и благородных бабанцев и с двумя сотнями солдат регулярного войска, оставив палатки, поклажу (Букв. “вещи”.) и артиллерию. До рассвета /194/ они добрались до Сулеймании, вывезли свои семьи и обозы, и те прибыли в Курдистан-и Сенне.

Багдадский везир без тягот битвы и сражения завладел Сулейманией и Шахризуром, назначил правителем и пашой Бабана и Шахризура брата Ахмад-паши 'Абдаллах-бека и возвратился в Багдад. Ахмад-паша, со своей стороны, тоже обратился за покровительством к вали [Риза-Кули-хану] и был принят вали [Риза-Кули-ханом] как гость. С подобающими церемониями его отправили в Равансар и там изволили поселить.

Затем к каджарскому двору выехали 'Абдаррахман-бек от [Ахмад]-паши и 'Абдалкарим-бек от вали и настоятельно просили о помощи. Однако, поскольку устои обеих высоких держав, Ирана и Турции, зиждутся на мире и единодушии, было решено, что они оттуда (Из Равансара.) выедут и остановятся в Арделане вдали от границы (Букв, “внутри земли арделанской”.). [Ахмад]-паша посчитал разумным обратиться к высокой Румской державе, а затем был вынужден с тысячей извинений направиться в Багдад, прибегнув к посредничеству здешнего везира.

23 сафара 1262/20 февраля 1846 года в ответ на [исполненные] враждебности письма ее высочества Валийе вали Риза-Кули-хан выехал в Тегеран, чтобы изыскать выход [из создавшегося положения] и упрочить свою власть. 15 раби' ал-аввала он прибыл [в Тегеран] и тотчас был допущен к каджарскому государю первым. Однако, поскольку повсеместно вали слыл смутьяном сочли благоразумным его [172] сместить и назначить [правителем] солнце небес мужества и благородства — Аманаллах-хана.

Риза-Кули-хан, видя такое положение, срочно послал в Арделан Манучихр-бека амир-ахура и дал знать сторонникам. /195/ Выше упомянутый прибыл [в Сенендедж] в ночь на среду 8 джумади-л-сани/3 июня [1846 года] и доставил письма. Приверженцы [его] на следующее же утро занялись приготовлениями к отъезду. Царевна Туба-ханум вместе с благородными и знатью тоже посчитали разумным проявить неповиновение и распахнули врата битвы и сражения с тем несравненным владыкой Аманаллах-ханом Вторым, не ведая о том, что —

[стихи]:

Если на светильник, который зажигает Господь,
Подует глупец, он сожжет себе бороду.

Аманаллах-бек вакил, желая показать свое усердие, тотчас выехал в Эйлак с группой сторонников. Аманаллах-хан, со своей (Букв. “той”.) стороны, тоже изволил направить многочисленные послания к султанам границ, жителям вилайетов и курдским бег-заде, и все они проявили покорность.

В четверг 9-го дня упомянутого месяца по совету Мулла 'Аббаса и Мухаммад-султана царевна Туба-ханум решила не оказывать сопротивления и приказала [своим людям] выехать из Сенендеджа. Некоторые из сборщиков податей, что в тот же день выехали вместе с двадцатью-тридцатью семьями слуг Риза-Кули-хана, отправились в Гяррус и остановились в селениях Мухаммада Рахим-хана Гарруси. По еле того, движимые себялюбием и дьявольским наущением, они пожелали прибыть в Эйлак и сговорились с Аманаллах-беком вакилем. За шесть дней они разрушили большинство здешних деревень, следуя по стезе насилия и несправедливости.

В конце концов, когда стало ясно, что устои дел Аманаллах-хана Второго обрели прочность, Аманаллах-бек препоручил [свое] сборище 'Аббас-Кули-хану, сыну Аманаллах-хана Великого, который там находился, и возвратился в Сенендедж. Свою семью и домочадцев /196/ он вывез и отослал в местечко в Авромане под названием Хушибарани и снова присоединился к войску в Эйлаке. Однако через день дела их расстроились, и они снова возвратились в Сенендедж.

На пятнадцатый [день] упомянутого месяца семьи нескольких известных [людей Арделана] в сопровождении правителя Саккыза Мухаммад-султана направились в ту область (Т. е. в Саккыз.). Однако некоторые из родственников [173] Мухаммад-султана, как-то: его братья Исма'ил-бек вакил, Axe-бек и Йухаммад Салих-бек, сын Йахйя-бека, Мухаммад-бек и другие, что болтали о враждебности к Мухаммад-султану и о преданности Аманаллах-хану Второму и собирались выехать к мукринцам, по прибытии [Мухаммад-]султана и его единомышленников в Саккыз стали сообща их грабить.

В это время случайно по одному важному делу в Саккыз прибыл правитель Хавшара ¹³⁵ Сулайман-хан. Те семьи и обозы он увез в Хавшар, расселил их в своих поместьях и оказал должное гостеприимство и внимание.

Аманаллах-хан II

Когда Аманаллах-хан Второй выехал из Каслана и направился в Сенендедж, сборище 'Аббас-Кули-хана и Аманаллах-бека вакила рассеялось, каждый направился в [свою] сторону, а лев чащи отваги без промедления и задержки вступил в Сенендедж и [там] утвердился. Знать и простонародье встретили его с покорностью. При гороскопе, сулящем победу /197/ и счастье, в воскресенье 12 джумади-л-сани 1262/7 июня 1846 года они украсили собою трон правления.

Сообразно обычаям того властелина с могуществом Джама он распахнул пред хорошими и дурными [людьми] врата милости, благоволению его обрадовались раийяты и воины. Естество [свое] и устремления он сделал неразлучными с правосудием и щедростью, благодаря его справедливости возрадовались раийяты, а область стала процветать.

Поскольку Риза-Кули-хан видел свое спасение в [том, чтобы поддерживать] в Курдистане беспокойство и беспорядок, он писал пространные письма выехавшим [из Арделана] знатным [курдистанцам], чтобы те в меру сил сеяли смуту на границе, по мере возможности шли со своими отрядами на службу к царевне Туба-ханум и вместе с ней выступали на битву. Далекие от решительного образа действий и чуждые твердости, они эти речи посчитали неразумными и, согласно [пословице]: “Когда для дичи наступает смертный час, она [сама] направляется к охотнику”, выехали со своими отрядами в Арделан.

Когда об этих пустых мечтаниях стало ведомо мироукрашающим помыслам благородного отпрыска рода Ардалан Аманаллах-хана Второго, он поручил отряду бесстрашных богатырей и сокрушающих врага смельчаков во главе с сыном покойного Мухаммада Хасан-хана Наджаф-Кули-ханом и Исма'ил-беком даруге усмирить их смуту и неповиновение. В субботу утром двадцать седьмого [дня] упомянутого месяца отправленное победоносное войско обрушилось на них подобно нежданной беде. Поскольку [те] благородные не [174] узрели в своем сборище твердости, сражаться они не стали и повернули назад. Некоторые из них остались на поле брани и проявили стойкость в сражении. Тех (Букв, “группу”.), что волею судьбы выпустили поводья из рук, схватили, и [они] испытали много бедствий.

/198/ После этой победы Наджаф-Кули-хан доставил пленников в оковах и кандалах к несравненному эмиру, и правитель приказал казнить, но благодаря заступничеству Хусайн-Кули-хана и Махмуд-хана им было даровано прощение.

Аманаллах-бек вакил, который собрал войско численностью от силы в тысячу человек из стрелков Авромана и конников [племен] лек и сурсур, тоже (Букв, “с той стороны”.) пошел на город [Сенендедж], не ведая о мощи [того] могучего и сиятельного владыки. Во вторник двадцать восьмого [дня] упомянутого месяца он подошел к крепости Хасанабад. Когда об этом стало известно Аманаллах-хану, вскипело море его ревности и пыла, взревели по его приказу военные трубы, и самолично, драгоценной своей особой он воссел на коня, дабы усмирить смуту Аманаллах-бека, и отправился, чтобы сразиться. Войско он разбил на три части, сам встал в центре, а Махмуд-хану и Наджаф-Кули-хану поручил командование флангами. С раннего утра до полудня (Букв, “до конца полуденного времени:) между храбрецами с той и другой стороны продолжался бой и сражение. В конце концов Аманаллах-бек убедился в [тщетности своих] высокомерных замыслов. Согласно [словам]: “Нет препятствия судьбе его, и нет отказа его непререкаемому приказанию, могущество вали [Аманаллах-хана] побудило его сторонников отказаться от дружбы [с ним] и примкнуть к Аманаллах-хану. Вакил со своим сыном Асадаллах-беком и племянником Фатх 'Али-беком и еще несколько человек остались в крепости Хасанабад, покинутые помощниками и единомышленниками. Двоюродный брат вакила 'Али Мухаммад-бек, который состоял на службе у вали [Аманаллах-хана], отправился [в Хасанабад] и доставил их к [своему] благодетелю. По возвращении в Сенендедж Аманаллах-бека отослали в одно из потаенных помещений, держали [там] под арестом и некоторое время спустя воздали за дурные дела заслуженное наказание.

При [описании] событий минувшего года двуязычным пером [нашим] были изъяснены некоторые из обстоятельств [жизни] Ахмад-паши Бабана. Теперь мы /199/ закончим о нем рассказ. После того как, разочаровавшись в Иранской державе, он направился со своим отрядом в Багдад и некоторое [175] время оставался в тех гярмсирных [областях] (Гярмсирными (теплыми) называли долинные области в отличие от сардсирных (холодных) горных областей.). Несмотря на заверения сына Наджиб-паши Ахмад-бека, он не осмелился еще раз поехать в Обитель мира и весной 1262/1846 года был вынужден отправиться в Сулейманию (Букв, “к сулейманийскому двору”.).

В двух фарсахах от города он лицом к лицу столкнулся со своим младшим братом 'Абдаллах-пашой. В конце концов, после того как оба войска сошлись, большинство его военачальников спешилось со скакуна битвы и запросило пощады. Сам Ахмад-паша с небольшим отрядом конников пустился бежать и не отпустил поводьев до деревни Тилаку, которая является имением покойного Хусайн-Кули-хана, сына Аманаллах-хана Великого, и относится к Исфандабадскому булуку.

Поскольку с женой Хусайн-Кули-хана [Ахмад-паша] были двоюродными братом и сестрой, две-три ночи он провел там. Несмотря на недостаток средств и состояния, [Хусайн-Кули]-хан, следуя обычаю своих великих отцов и благородных дедов, подарил ему примерно на тысячу туманов коней и мулов, постельного белья, наличных денег и [все] остальное, [что было] необходимо. Обеспеченный [необходимым], Ахмад-паша направился через Кызыл-Узун и Хавшар в Эрзерум и в ту страну (Т. е. в Турцию.), а оттуда выехал в Стамбул. И ныне они пребывают там. После его бегства семья его и родственники и оставшиеся сторонники в сопровождении 'Абдаллах-паши прибыли в Сулейманию и поселились в родных местах.

/200/ В то время как устои правления Аманаллах-хана Второго обретали прочность, а дела его изо дня в день — все больший блеск, царевна Туба-ханум писала в Тегеран письма, желая (Букв, “основанные на том…”.) повредить вали, но [из того] ничего не вышло. Единственно благодаря расположению [вали Аманаллах-хана] и братскому с ним родству ему (Риза-Кули-хану.) была выдана грамота на [управление] округом Исфандабад, /201/ и в воскресенье 15 рамазана 1262/6 сентября 1846 года вместе со своими сторонниками и единомышленниками он прибыл в Каслан. Они вызвали [к себе] остальных беженцев, которые остановились в Хавшаре, Гяррусе и Колйаи. Через несколько дней все они присоединились к нему, и деревни Исфандабада [Риза-Кули-хан] поделил между ними сообразно их достоинству. [Так продолжалось], пока 19-го [дня] упомянутого месяца в Каслане не началась эпидемия (Букв, “заболевание”.) холеры — избави [176] Господь! За две ночи ножницами смерти была перерезан, нить жизни многих и погибли двадцать восемь человек. Н; двадцатый день ее высочество Туба-ханум, согласно [изречению]: “Прибегли они к Аллаху”, выехала из Каслана и поселилась в деревне Вихадж, которая умеренностью климата напоминала райское убежище.

До начала холеры и отъезда из Каслана ее высочестве Туба-ханум послала в Тегеран своего молочного брата Ака Хасана и, побуждаемая страстным желанием добиться правления Арделанским вилайетом, написала жалобу на Аманаллах-хана Второго и изъяснила свое бедственное положение И так она представила, что в вилайете Сенне не осталось ни единого места, где она могла бы жить, и она [была вынуждена] из вилайета выехать. Несколько придворных из любви к Туба-ханум и [желая] услужить дочери государя, это подтвердили, и в результате Риза-Кули-хану было обещано управление [Арделаном]. Через Хаджж-мирза-акаси вызвали благородного [Риза-Кули-хана], который находился в Тегеране, и порадовали доброй вестью о [даровании] ему управления вилайетом. Через несколько дней грамоту подписали и через вышеупомянутого Ака Хасана радостную весть сообщили ее высочеству Туба-ханум.

/202/ Риза-Кули-хан (во второй раз)

[Как] упоминалось выше, его величество государь, следуя обычаю милосердия, постановил дела правления и [оберегание] границ Курдистана возложить на Риза-Кули-хана.

В соединении с недальновидностью, отсутствием здравого смысла и низменностью подлой натуры бездарного везира Аманаллах-хана [это] расшатало устои власти вали. Однако для обитателей мира ясно и очевидно: с тех пор как мать-вселенная радуется своим сыновьям, она не заключала в объятия сына, в законоуложениях, великодушии и мудрости подобного этому владыке с могуществом Джама — Аманаллах-хану Второму, не лелеяла в подоле пестования отрока с разумением (Букв, “природой”.) старца, равного ему обычаем благородства и владычества. Подобного [ему] не видели око прозорливого и взор просвещенного.

Как упоминалось выше, в субботу 3-го [дня] священного месяца зи-л-ка'де 1262/23 октября 1846 года благородный Риза-Кули-хан вали возгордился грамотой на управление [Арделаном]. Ему поручили навести порядок на границах и в области Арделан и отпустили. 9-го [дня] упомянутого месяца он послал в Сенендедж сообщить о грамоте. [177] Шайх 'Али-хан Маку'и сарханг, Хашим-султан, Махмуд-паша Бабан и сын покойного Аманаллах-хана Великого Махмуд-хан сообща схватили неумного везира вместе с Исма'ил-беком даруге, Мирза Мухаммад-Ризой, Мирза 'Абдалкаримом и еще несколько самых влиятельных сторонников Аманаллах-хана вали и заточили в тюрьму.

В субботу 10 [зи-л-ка'де], когда об этом стало известно царевне Туба-ханум, она направила в Сенендедж Аббас-Ку-ли-хана и еще несколько [человек] и сама тотчас выехала из Канкаре /203/ в деревню Башмак (***). Когда 'Аббас-Кули-хан в четвертом часу ночи прибыл [в Сенендедж], Мирза Джа'фаром, что находился под арестом на квартире Хашим-султана, овладел великий страх. Его люди обратились за покровительством к Рахим-хану и Хашим-султану, поднесли [им] в виде подарка какую-то сумму [денег] и вызволили его из того затруднительного положения.

Благородный Аманаллах-хан тоже к вечеру 11-го дня упомянутого месяца без задержки и беспокойства с несколькими преданными ему людьми и слугами сел на коня и в Колйаи присоединился к ее высочеству Валийе. Оттуда они изволили выехать в Хамадан и из Хамадана — в Тегеран. От государя и благородного Хаджж-мирза-акаси они узрели беспредельные милости и услышали извинения.

Царевна Туба-ханум в воскресенье выехала в Чакмах-даре и оттуда — в Салватабад, когда прибыл посланец (Букв, “человек”.) его высочества Риза-Кули-хана и объявил, что вали только что вступил в эти пределы. В Салватабад царевна [Туба-ханум и его высочество вали прибыли одновременно. Затем во вторник они пожаловали в Хусравабад, а в среду, при счастливом гороскопе,— в обитель благородства и славы [Сенендедж] и утвердились на троне правления.

Сообразно обычаю величия, три дня они оплакивали покойного Аманаллах-бека вакила, на должность вакила вознесли и возвысили его сына Асадаллах-бека. Затем они вызвали заключенных под стражу и после многочисленных попреков и порицаний каждому приказали уплатить определенную сумму денег. Через несколько дней (Букв, “ночей”.) [Риза-Кули-хан] казнил Джа'фар-Кули-хана, хотя он принадлежал к высокому роду Бани Ардалан, а в том семействе убийство (Букв, “обычай убийства”.) причислялось к деяниям недозволенным для высокоблагородных. /204/ Остальные, однако, наказания избежали.

По возвращении Риза-Кули-хана Хусайн-Кули-хан, которому приказом его высочества Аманаллах-хана было [178] поручено навести порядок на границе с Равансаром, подвергся со стороны местного населения грабежу и обидам. Не постыдились Бога, не постеснялись унизить тот высокий род. Он и еще два-три человека были вынуждены спасаться [бегством]. Через Хавшар он поспешил в Сулейманию и остановился у 'Абдаллах-паши Бабана.

Сын покойного Мухаммада Хасан-хана Наджаф-Кули-хан, которому было передано управление Джаванрудом и племенем джаф, прослышав о том, что произошло, тоже направился через Авроман в Шахризур и приобщился к милости упомянутого паши. Сын Мирза Фараджаллаха Мирза Фаттах, что во времена власти Аманаллах-хана был удостоен управления Саккызом и звания Сахиб-и Ихтийар, тоже поспешил на службу к паше Бабана и [там] обрел отдохновение.

Сын Мирза Хидайаталлаха Мирза Мухаммад Садик, которому было поручено навести порядок в племени сурсур, также был вынужден бежать и присоединиться к остальным. Сын Мирза Йусуфа Мирза Мухаммад и его сын Мирза Мухаммад 'Али, что находились в области Мариван на службе у Хан Ахмад-хана, брата вали, в должности старосты, тоже выехали в Шахризур и присоединились к остальным.

Ее высочество Валийе и Аманаллах-хан вали, которые с группой [своих людей] находились при каджарском дворе, подробно изъяснили государю (В тексте: “сановникам государя”.) растерянность и истинно бедственное положение своей родни, и в результате благородному Аманаллах-хану снова препоручили Исфандабад. Они же (Аманаллах-хан Второй.) от себя назначили там наместником сына покойного Мухаммада Садик-хана Мухаммада Джа'фар-хана. Вместе с [Мухаммадом Джа'фар-ханом] туда прибыли Наджаф-Кули-хан, Мирза Фаттах и еще несколько сторонников того благородного, что находились до этого в /205/ Сулеймании. Они возвратились и прибыли в Исфандабад, стали проживать с ним в [полном] согласии.

Однако обращение Риза-Кули-хана со сторонниками Аманаллах-хана Второго, которые остались в Сенендедже, с каждым днем становилось все грубее. Так, в один из вечеров он вызвал к себе сына Мирза Йусуфа Исма'ил-бека, который принадлежал к знати, и убил без всякой [на то] причины.

Во время восстания Мухаммада Хасан-хана Салара, что вознес в Хорасане знамя своеволия, а искоренение его смуты каджарским шахом было поручено победоносным войскам, [государь] неоднократно выражал пожелание и приказывал прислать конников из витязей Курдистана и воинственных львов из той области. До того [дошло], что если бы [179] направили даже десять конников, то [и это] содействовало бы величественности направленного [государем] войска. Но поскольку благородный вали [Риза-Кули-хан] был горячего нрава, а его сподвижники и советники тоже лишены осторожности и предусмотрительности, эти требования они посчитали пустыми (Букв, “за воздух”.) и ни одному из приказов не подчинились. Постепенно такие [их] действия вызвали перемену в отношении и настроении шаха. Они решили проучить [Риза-Кули-хана] и даже сокрушить устои владычества этого рода.

Хусрав-хан Армани

Согласно [изречению]: “Если Господь пожелает что-либо, то создаст тому причины”, его высочество вали Риза-Кули-хан собственноручно и по недомыслию везира и советника подготовил мотивы для [своего] смещения и упразднения наследственной своей власти, пребывая на стезе беспечности: и бесстрашия. Каджарский шах, со своей стороны, тайно передал вилайет Сенендеджского Курдистана Хусрав-хану Гурджи, а для виду направил его в Зенджан для наведения [там] порядка. Чтобы усыпить страх и сомнения /206/ Риза-Кули–хана, для него [государь] изволили послать почетный халат — халат, в основу и уток парчи которого переписчик судьбы четко вписал письмена смещения (Букв, “снятия кафтана”.) с управления и владения Арделаном.

Вали [Риза-Кули-хан] и верные его советники посчитали этот дар (Букв, “вопрос”.) за доказательство собственной мощи и неограниченной власти, не прочитали заключения к книге своей неосмотрительности и почивали на ложе отдохновения, пока Хусрав-хан Гурджи, заполучивший грамоту о назначении [его] эмиром [Курдистана], не занялся в Зенджане и Хавшаре подготовкой войска и конников, [упрочением] своей мощи и власти. Он собрал подходящий отряд, вместе с Сулайман-ханом Афшаром и Зайнал'абидин-ханом Шахсаваном прибыл в пограничные селения Курдистан-и Сеннеи объявил, что уполномочен навести порядок в делах Керманшахана.

Однако, поскольку племена Хавшара и Гярруса неизменно служили достойной и славной семье [Бани] Ардалан и привыкли ей подчиняться, через гонца они подробно доложили вали [Риза-Кули-хану] о выступлении войска и о полномочиях Хусрав-хана Армани и все обстоятельно описали.

Слуги вали созвали всю знать, благородных и жителей вилайета. После совета и совещания многие предпочли уехать и бежали в вилайет Бабана, большое число юношей [180] и старцев приготовилось покинуть родину и отчаялось остаться в родных местах.

Сам вали [Риза-Кули-хан] приказал вывезти всех жен и детей, кроме царевны Туба-ханум, отослал [их] в деревню Давнее, [что находится] в трех фарсахах от Сенендеджа, и пожаловал туда тоже за ними следом. Там посовещались еще раз и постановили окончательное решение принять по получении четких вестей от Хусрав-хана.

/207/ Тем временем Хусрав-хан прибыл в деревню Пандже, [где] проживал высокоблагородный Сайид 'Абдаррахман, и [там] остановился. Достоверность [полученных] сведений вали [Риза-Кули-хан] поручил проверить шайх ал-исламу и нескольким вельможам и благородным и послал [их] к Хусрав-хану Армани, но Хусрав-хан успокоил их решительными (Букв, “грубыми”.) и суровыми клятвами и Словом Аллаха (Т. е. клятвами на Коране.) и заявил: “Нам нет дела до Курдистанского эмирата и управления той областью. Более того, я прибыл в эти пределы ради упорядочения дел вали [Риза-Кули-хана], пробуду [здесь] дня два, а затем направлюсь в области Арабистана”. Таким образом посланцы заверили и вали [Риза-Кули-хана].

Поскольку искренность и превосходство, верность и благородство составляют сущность (Букв, “замешаны на воде и глине”.) и начертаны на скрижали груди и сердца этого высокого семейства, благородный вали внял и поверил его [исполненным] обмана речам и лживым клятвам. Хотя несколько верных [слуг] выступили против и не одобрили, он оставил своих чад, домочадцев и [всех] остальных и с небольшим отрядом отправился к коварному Хусрав-хану. В это же время Мухаммад-султан, который в те дни был доверенным лицом [Риза-Кули-хана], и несколько надежных [слуг] вывезли обозы вали и людей и отправили в Авроман.

Однако по приезде в селение Калхорабад вали Риза-Кули-хан оставил там тех, кто его сопровождал, и с небольшим числом личных [слуг] спокойно и без опасений направился в лагерь Хусрав-хана. Воистину, дичь собственными ногами пошла в ловушку такого вероломного обманщика-охотника.

По прибытии вали [Риза-Кули-хана] Хусрав-хан для видимости оказал ему подобающее внимание и почести, еще раз заверил его [клятвой на] Коране, так что [Риза-Кули-хан] совершенно успокоился и в тот же вечер вызвал Исма'ил-хана, брата и остальных /208/ своих верных слуг, которые остались в Калхорабаде.

На следующее утро сразу по приезде Исма'ил-хана [181] Хусрав-хан приказал арестовать и заковать в кандалы вали [Риза-Кули-хана] и его свиту. В единый миг всех их ограбили и разорили, лишили почета и внимания. Одних арестовали, других, отчаявшихся [вернуть] снаряжение и одежду, принудили раскаяться. На другой день тот зловредный безбожник препоручил Риза-Кули-хана нескольким своим приближенным и отправил в Тегеран.

Поскольку от дерзких выходок его высочества Риза-Кули-хана сердце шаха исполнилось печали, он намеревался проучить и наказать вали. Однако, поскольку посланцы Хусрав-хана изъяснили, как был захвачен вали, что действия его проистекали из мирных побуждений, в Тегеран поспешила ее высочество Туба-ханум, сестра падишаха, которая была уважаемой законной супругой Риза-Кули-хана, и попросила своего венценосного брата простить его вину, благодаря этому он спасся и избежал гнева государя. Ее высочеству Туба-ханум был пожалован дворец, и вали отослали к ней.

Три-четыре месяца спустя вали составил несколько монограмм, написал жителям вилайета [письма, в которых] таился намек: “О голубь, берегись, потому что прилетел белый сокол!” Эти письма попали в руки к Хусрав-хану Армани. Он все отправил главам высокой Иранской державы (Т. е. государю. Подобные выражения служили в иранской историографии для обозначения личности самого государя.) и доложил: “В голове у вали намерение вызвать в вилайете смуту, и эти послания — явное [тому] доказательство и неоспоримый довод в пользу моих слов (Букв, “притязания”.)”. Когда поступило прошение Хусрав-хана и [государь] ознакомился с теми письмами, /209/ пламя падишахского гнева возгорелось еще сильнее. Поступает приказ Риза-Кули-хана арестовать. В результате его забирают снова и заключают под арест в доме Мирза Наби-хана амир-и дивана и распахивают перед ним врата усталости. Воистину (В тексте: “Да!”.).

Не стыдно льву за [свой высокий] род!

Как упоминалось выше, когда Хусрав-хан подошел к границам Курдистана, обманул Риза-Кули-хана многочисленными клятвами и обещаниями и заманил к себе, Мухаммад-султан и другие знатные [люди] Арделанского вилайета забрали обозы вали и людей и отправились в Мариван. В то время пишущая эти строки тоже была в числе [тех] беженцев.

Когда подъехали к месту в Авромане под названием Хушибарани, Хасан-султан Аврами поспешил навстречу [нашему] сборищу, подобающим образом исполнил обычаи [182] племени [курдов по оказанию гостеприимства]. Тем временем Хан Ахмад-хан — с его высочеством вали [Риза-Кули-ханом] они были перлами из одной шкатулки и звездами из одного созвездия (Т. е. родными братьями.),— [будучи] правителем области Мариван и памятуя о нерасположении [к нему] вали, посчитал случай благоприятным, собрал отряд и направился в Авроман с намерением захватить беженцев и задержать. Однако, убедившись, что люди эти отчаялись в жизни и [так] просто на его уговоры не поддадутся, предпочел возвратиться назад.

Ту ночь беженцы — а их было более тысячи человек — провели в Хушибарани и с предрассветной зарей оттуда выехали. Шли трудным путем — [таким], что, пролети там орел небесный, [и] у него бы осыпались перья, а пройди там быстрый месяц [с] небосвода, и тот бы упал в самую преисподнюю. Добрались до одной из деревень Шахризура, что известна под [названием] Саркат, и там остановились.

/210/ Оттуда Мухаммад-султан и Мирза 'Абдаллах мунши-баши отправились в Сулейманию к 'Абдаллах-паше. Паша оказал им подобающее уважение и почет. С упомянутым султаном в Шахризур направили подходящего человека: всех людей из Сенендеджского Курдистана разместить и расселить в тех деревнях.

Когда шла речь о том, как был смещен цветок лугов владычества и первый плод из сада счастья Аманаллах-хан Второй, кратко упоминалось, что в то время все верные, преданные его друзья отправились кто куда (Букв, “из верных, преданных его друзей каждая группа направилась в какую-нибудь область и каждый отряд — в какую-нибудь страну”.). В том числе их покойный дядя Хусайн-Кули-хан, который автору книги приходился двоюродным братом, уехал в Сулейманию и проживал там при полном почете. Услышав это известие (О прибытии беженцев.), он сразу послал [своего] человека с многочисленными мулами и лошадьми. [В результате] около ста человек из нашей семьи, мужчин и женщин, вывезли из Шахризура и доставили в Сулейманию, и [Хусайн-Кули-хан] самолично определил каждому место обитания и с каждым обошелся в достаточной мере любезно.

При нем мы жили в радости, но судьба не была довольна нашим благополучием, поскольку некоторое время спустя, 4 зи-л-хиджжа 1263/13 ноября 1847 года хиджры, благородный Хусайн-Кули-хан заболел и через сутки поспешил в вышний рай. Со смертью его надорвалась [от рыданий] грудь, а глаза наполнились слезами.

Я, Мастуре, тоже одинока в разлуке с тем дорогим. [183] Два-три дня уже душа и тело в огне из-за болезни. По воле Бога что будет?

Автор: Мирза 'Абдаллах мунши-баши, дядя Мастуре

/211/ ДОПОЛНЕНИЕ К КНИГЕ

Ничтожнейший из тварей Господних, сын покойного Мухаммад-ака-йи назир-и Курдистан 'Абдаллах, который был вознесен и отмечен среди равных при дворе его высочества Риза-Кули-хана вали и его светлости солнца небес великодушия и миродержавия Аманаллах-хана Второго до славной должности и благородного сана мунши-баиш-гири, в то время решил поселиться в Сулеймании и при (Букв, “и служить”.) сыне почившего, обитающего [ныне] в раю Аманаллах-хана Великого, покойном Хусайн-Кули-хане, который [этому] бедняку приходился племянником, вместе с покойной Мастуре, автором этой книги и дочерью брата [этого] бедняка.

Как уже подробно описано покойной Мастуре, благородный Хусайн-Кули-хан переселился в рай, а благочестивая Мастуре почила на ложе недомогания, и болезнь затянулась. В конце концов в [месяце] мухарраме 1264/декабре 1847 [года] вдали от друзей и [родных] мест она прошествовала в цветники Ирема (Название одного из райских садов.), обрела покой к югу от [гробницы] Фатиме Зухра — да приветствует ее Господь! Что же до написания и завершения этой книги, [то] —

[стихи]:

На устах ее остались речи недосказанные, прерывистые и невнятные;
Сомкнулись уста, произнося [их], и присоединилась она к обитательницам небес.

Меня, [пребывающего] в разлуке с теми двумя единственными на [весь] мир с рыдающими очами и испепеленной грудью, охватило неодолимое желание описать и изъяснить дальнейшую историю (Букв, “дальнейшие известия и события”.) высокодостойных вали [рода Бани Ардалан] вплоть до настоящего времени. Поэтому ныне /212/ берусь за калам и начинаю писать — желание от меня, а успех от Аллаха.

Отослав его высочество Риза-Кули-хана в Тегеран, тот заблудший обольститель [Хусрав-хан Армани] через два дня самолично прибыл в обитель правления, исполненный [184] могущества и независимости. Население вилайета волей-неволей подчинилось. Тот зловредный злодей, чтобы обмануть жителей тех пределов и области, [через] несколько дней препоручил [должность] своего распорядителя и управляющего делами сыну покойного Аманаллах-хана Махмуд-хану и Ака-йи 'Али Мухаммад-беку. Но они даже не успели приступить к делу и посчитать себя распорядителями, как по наущению Сулайман-хана Афшара, что принадлежит к числу злодеев и величайших негодяев эпохи, стали затворниками (Букв, “и отшельниками”.) и были отстранены. После этого разрешение дел вилайета предоставили на усмотрение злобного и вероломного Сулайман-хана, того неверного подстрекателя.

Тот упрямый злоумышленник и злокозненный враг по [своей] злонамеренности и врожденной порочности — согласно пословице, из кувшина просыплется [лишь] то, что есть в нем,— с помощью наговоров и клеветы, обмана и хитростей заставил Хусрав-хана сойти с пути любезности и учтивости [в отношениях] со знатью и простонародьем тех пределов и мест, совратил на стезю невоспитанности и дурного обхождения. Дело дошло до того (Букв, “пока дело не дошло…”.), что забрали благородного Мулла Фатхаллаха кази, что был [духовным] наставником жителей города, вместе с вышеупомянутым Махмуд-ханом. После ареста их подвергли пыткам и наказаниям.

Постепенно отношения у него (Хусрав-хана.) с жителями Арделанского Курдистана совсем испортились стараниями и дьявольскими [уловками] того злодея. Население сразу возымело к нему отвращение, он же воинов и раийятов стал неожиданно бояться и страшиться. С обеих сторон договоренность стала невозможной и ступили на путь /213/ насилия.

От улемов и ученых мужей, знати и благородных, раийятов, ремесленников и мелких торговцев города и деревни к каджарскому двору незамедлительно (Букв, “ногами бегства”.) направили жалобу на того злодея — искать правосудия от несправедливости того неблагородного к шахскому двору отправилось более двух тысяч человек. Они жаловались на притеснения и насилия того несправедливого и [о том] поведали в надежде, что их стенания и плач оставят след в сердце государя (Букв, “глав державы”.) и (В тексте: “или”.) пальме их мольбы будет дарован плод. Однако результата не последовало, и ни один из побегов того рассказа не узрел ни единого плода.

Сразу после [отъезда] этой группы погрузили на [185] верблюдов золото и серебро и отправили от неверного Хусрав-хана [шаху], а государю он написал, чтобы то сборище со связанными руками отослали к нему.

Пред золотом и серебром того зловредного стенания и жалобы бедняков и несчастных этой страны были бессильны (Букв, “безрезультатны”.), и государь приказал схватить и связать смиренных просителей. Прослышав об этом приказе, жалобщики были вынуждены засесть в бест в шахской мечети.

Его высочество вали находился под арестом в доме Мирза Наби-хана, и в то время жители Арделанского вилайета могли его видеть. Приверженцы и доверенные слуги Хусрав-хана доложили государю, что это сборище намерено ночью забрать вали [Риза-Кули-хана], увезти в Арделанский вилайет и ступить на путь мятежа и неповиновения.

Это обстоятельство опечалило и расстроило государя более прежнего, и было приказано перевезти [вали Риза-Кули-хана] в другое место, а квартиру и опочивальню вали укрепить. Его увезли оттуда в одну из деревень Шамирана и позаботились так его скрыть, что его не видел никто. С другой (Букв. “этой”.) стороны, был издан непреложный указ и /214/ неукоснительное повеление всех сидящих в бесте силой вывести (Букв, “вытащить”.) из мечети и [смуту] пресечь, а если [хоть] один окажет сопротивление, избить.

В день, похожий на день Страшного суда и для этих смиренных ставший предвестником ночи смерти, одному-двум полкам сарбазов и тупчиев было поручено вывести собравшихся [из мечети]. Они окружили мечеть со всех сторон. [Если сказать] по справедливости, жители Курдистана восседали в той мечети с присущим им мужеством. Они все, как один, отчаявшись в жизни, приготовились к сражению и стали ждать мученической смерти.

Когда главы [Иранской] державы увидели и услышали, что приказ вызовет смуту и распоряжение [приведет к] неповиновению, они были вынуждены послать Хасан 'Али-хана аджудан-баши обласкать и успокоить собравшихся. С помощью и при поручительстве имама пятничной [мечети] Мирза Абу-л-Касима взяли несколько человек, как-то: сына Аманаллах-хана вали 'Аббас-Кули-хана, 'Али Мухаммад-бека вакила и Мухаммад Риза-хана — и отвели к его благородию Хаджжи-мирза-акаси, который в то время был правителем и великим везиром Иранской державы. Вначале тот оказал им должное внимание, полностью поддержал их чаяния, отнесся к их положению с благосклонностью (Букв., “распахнул перед челом их обстоятельств врата благосклонности”.) и [186] постановил: “Вы отступитесь от вали [Риза-Кули-хана], мы же сместим Хусрав-хана и отправим (Букв, “назначим”.) с вами любого другого, кого пожелаете”.

Тот день вышеупомянутые пробыли у его благородия Хаджжи, выжидая время, и возвратились назад, сославшие на [необходимость] узнать настроение других знатных и благородных [людей] Арделана. Через два-три дня главам державы стало известно, что жителей Курдистана, кроме вали [Риза-Кули-хана], не интересует никто [другой] (Букв, “вся вселенная”.). Шах изволил вызвать 'Али Мухаммад-бека и еще несколько [человек]. 'Али Мухаммад-бека без разговоров привязали к фалаке (Для наказания ударами палки по пяткам.) и наказали палками без счета. Остальные бежали, добрались до мечети и предпочли находиться [там].

/215/ 'Али Мухаммад-бека под арестом потом отправили в Сенендедж и передали Хусрав-хану. Остальные, отчаявшись [получить помощь] от шаха и [шахского] двора, смирились с неизбежностью мученической смерти, пока шах не заболел и не отбыл на второй [день] месяца шаввала 1264/1 сентября 1848 года из [этого] мира.

На следующий день его благородный вали [Риза-Кули-хан] стараниями и с помощью нескольких человек из жителей Курдистана освободился из-под ареста и поспешил в гяррусский полк. [Солдаты] того полка, памятуя о былых благодеяниях этого семейства, искренне, от [всей] души решили помочь ему и вместе с вали (Букв, “при стремени вали”.) устремились в Арделанский вилайет. Сидевшие в бесте тоже присоединились к его высочеству вали [Риза-Кули-хану], и через шесть дней они прибыли к границам Курдистана.

Когда Хусрав-хану стало известно о смерти падишаха и о прибытии высокодостойного вали [Риза-Кули-хана], он отчаялся в жизни, освободил Махмуд-хана и 'Али Мухаммад-бека, которых до того времени держал под арестом, и сам обратился к ним за покровительством. Они оба, как и [подобает] мужам, [а] не так, как принято у того неблагородного безбожника, обязались его охранять, и, когда его высочество вали [Риза-Кули-хан] поручил отряду взять его, [вышеупомянутые] поимку того предателя не посчитали целесообразной и воспрепятствовали. Но его имущество и достояние (Букв, “вещи и утварь”.), конюшни для мулов и верблюдов были полностью разграблены смельчаками Курдистана. Сам [Хусрав-хан] спасся в одиночку. Вали же пожаловал в обитель эмирата и утвердился в резиденции правителя. [187]

[Все это произошло] до того, как счастливый владыка Насираддин-шах Каджар, который находился в обители султаната Тебризе как наследник престола и полномочный властитель, направился в Тегеран. При готовности и сплоченности [подданных] они утвердились на престоле царствования без проявления непослушания и неповиновения [хотя бы] одним из рабов. Воистину (В тексте: “Да”.), “ты даешь царство кому хочешь и отъемлешь царство у кого хочешь” (Коран III, 25. Изречение приведено в искаженном виде.).

/216/ Его высочество вали [Риза-Кули-хан] тоже обдумал положение, проявил покорность и поначалу направил к государю покойного Мирза Аллах-Кули, сына Мирза Инайаталлаха, с незначительным подношением. В это же время из столицы (Букв, “от истоков царствования”.) прибыл отряд, чтобы поставить [на правление] Хусрав-хана Армани, а его высочество вали [Риза-Кули-хана] сместить. Но после приезда [в Тегеран] упомянутого Мирза [Аллах-Кули] тот приказ был отменен и издан отмеченный милостью фирман на имя вали [Риза-Кули-хана]. [Насираддин] потребовал выслать конников для [шахской] свиты, и его высочество вали [Риза-Кули-хан] направил в Тегеран пятьсот конников из витязей области Арделан во главе со своим братом Фазлаллах-ханом и разверз уста (Букв. “язык”.) для изъяснения покорности.

Хотя для видимости вали Риза-Кули-хан был обласкан, однако, поскольку он из Тегерана бежал и болтал о мятеже, втайне желали его смещения, а чтобы выждать время, оказывали ему внимание и поддержку, относились снисходительно и потворствовали. При этом они в душе мечтали о мудром и просвещенном [правителе] и искали, чтобы его стараниями покончить с этим делом.

Правление Аманаллах-хана II — избранника человеческого и его святости преславного [Господа] (во второй раз)

Выше описывалось, что расстилатель ковра справедливости и благодеяний, распространитель примет памят[ных деяний] и милости, воплощение господних щедрот Аманаллах-хан Второй вали из-за недомыслия, неразумности и хитрости глупого Хаджжи (Букв. “Хаджжи без вождя” (ср. рус. “без царя в голове”).) [Мирза-акаси] был смещен с управления Арделаном и уехал в Тегеран. Он получил доступ ко двору покойного государя Мухаммад-шаха, и [за ним] был [188] утвержден округ Исфандабад без выплаты ему [какой-либо] суммы денег. Там они оставили несколько своих преданных слуг, /217/ а других держали при себе.

Утвердившись на престоле царствования, счастливый государь Насираддин-шах оказал его высочеству Аманаллах-хану Второму милости и благодеяния, словом и улыбкой поведал ему тайну [своего] сердца. Согласно [пословице]: “Дела зависят от времени их [свершения]”, после того как в течение шести месяцев они с его высочеством Риза-Кули-ханом вали “выводили розы на солнце” (Ср. рус. “наводить тень на плетень”.), грамоту и почетный халат правителя Арделанского вилайета пожаловали ему (Аманаллах-хану II.).

Когда его высочество Аманаллах-хан подъехал к Сенен-деджу на три фарсаха, его высочеству Риза-Кули-хану доложили, что победнозвездный кортеж [Аманаллах-хана] находится, таким образом, волею и милостью Аллаха в трех фарсахах. Выслушав эти слова, Риза-Кули-хан совершенно расстроился и вышел из себя. Без промедления он выехал в направлении Колйаи вместе с семьей [и] группой знатных и благородных [арделанцев]. Через два дня он прибыл в ту область и вместе с родственниками остановился в доме Сайид Ахмада, сына Сайид 'Аббаса.

/218/ Однако, когда управление этим вилайетом было передано Аманаллах-хану, главы Иранской державы дали строгое указание всем хранителям границ хранимых Богом владений схватить его высочество Риза-Кули-хана, какой бы дорогой и каким бы путем он ни проследовал, и под стражей отправить в Тегеран. Правитель и полновластный владетель Керманшахана Фируз-мирза согласно приказу послал отряд, и Риза-Кули-хана с преданными друзьями и домочадцами отвезли в Керманшахан. Некоторых его верных слуг арестовали, но с самим вали [Риза-Кули-ханом] обошлись почтительно и написали ко двору послание с просьбой о его [помиловании]. Однако [ответа] оттуда (Букв, “от него”.) они не получили и были вынуждены вали под стражей отвезти в Тегеран.

Через некоторое время его отослали в Тебриз, и поныне, т. е. [до] конца года Собаки, [или] 1267/сентября 1851 года хиджры, он находится там в тюрьме и отчаялся [получить] управление теми пределами.

Через два часа после отъезда его высочества Риза-Кули-хана в субботу 6 джумади-л-аввала его высочество Аманаллах-хан, [ведомый] счастливым гороскопом и благословенной судьбой, вступил в обитель правления [Сенендедж] и утвердился на троне эмирата. Несмотря на то что поймать его [189] выочество Риза-Кули-хана было возможно и путей было много, [Аманаллах-хан] изволил [от того] воздержаться, памятуя о [связующих] их узах братства и [его] старшинстве. Для виду он послал следом за ним отряд, а в действительности им строго наказал никоим образом не стараться его поймать: “Сохрани Бог, если хоть один поступит непочтительно, в любом случае он погубит свою голову”.

Когда воплощение милости Господа и щедрот всемогущего [Аманаллах-хан] утвердился на троне правления, он закрыл грата гнета и несправедливости, /219/ обновил устои правосудия и заложил основу великодушия превыше [всякой] меры. Раийяты и воинство при виде его справедливости возгордились и успокоились; горожане и сельские жители от обилия его познаний получили царственное (Букв, “шахское”,) удовольствие и почили в колыбели мира и отдохновения. Куда ни посмотри, [всюду] шихне (Начальник полиции.) его правосудия отрубил руки гнету и насилию; куда ни пройди, [везде] его охранник покарал смуту и несправедливость. Благодаря его заботе наведен полный порядок на границе, дальний и ближний совершенно успокоились благодатью его милосердия… (Многоточие в тексте книги.).

Поскольку в первое правление его высочества Аманаллах-хана из-за невежества и неосведомленности Мирза Джа'фара везира власть правителя оказалась слабой, и в конце концов он выпустил из рук бразды правления, его должность. [Аманаллах-хан] изволил передать и препоручить сыну покойного Мирза 'Инайаталлаха Мирза Аллах-Кули, который Мирза Джафару приходился племянником. Мирза Джа'фар же, утратив надежды, втайне замыслил (Букв, “заложил основу”.) мятеж и предательство в отношении [своего] благодетеля и сговорился с группой из знатных людей своего племени изменить [Аманаллах-хану] и бежать.

[Только] они приступили к [осуществлению] побега и отъезда в Тегеран, как об этом стало ведомо мироукрашающему помыслу его высочества вали [Аманаллах-хана]. Он приказал их схватить и заключить под стражу. Мирза Джа'фар тем временем бежал, а остальные были закованы в кандалы. Через некоторое время море человеколюбия его высочества вали взволновалось снова, он пожаловал им почетный халат помилования и пощады и изволил отпустить. Но, несмотря на такую милость, они опять обнаружили прежний образ действий и старую ненависть. Они бежали [все] разом, отправились в стольный город Тегеран, предпочли проживать [там] и вопреки [истине] разверзли уста для [190] описания несправедливости и притеснений его высочества вали [Аманаллах-хана].

Удивительно, таковы доброта и справедливость вали, что, несмотря на проявление столь явного предательства и на такую великую их дерзость и гордыню, он снова последовал обычаю великодушия и благородства, и около пятидесяти, /220/ имений и тиулов, что остались после них в этом вилайете, [Аманаллах-хан] поручил их людям и отдал во владение, дл бы по крайней мере на свое пропитание и на содержание семей они тратили [доходы от] этих имений. Однако, невзирая на такую великую милость, они снова стали выражать несогласие. Истинно,

Благороден и милостив господин: Раб совершил поступок, а ему стыдно.

В том счастливом году, каковым является 1265/1848-49 год хиджры, и доказательство [тому] — восход счастья и власти [Аманаллах-хана], тот несравненный и правосудный властелин задумал жениться. Из дочерей покойного Хусайн-Кули-хана он с радостью и торжеством избрал одну, которая благородством рода и происхождения сравнялась с Зухрой, нежностью и красотой, робостью и благовоспитанностью являлась восприемницей Зубайды и, воистину, была достойна того потомственного обладателя благородства, и взял [ее] в жены.

3-го [дня] месяца ша'бана произошло соединение двух счастливых светил. С тысячей очарований Венера пришла в объятия Юпитера, и то солнце небес красоты и величественный цветник мира влюбленности вступило в покой для новобрачных этого украшения трона владычества и мощи плеча превосходства.

Эта безвестная и бесприметная пылинка — [автор этих строк], который принадлежал к числу слуг того охраняемого [Богом господина], составил и записал кит'а, дабы поздравить [новобрачных] с этим радостным праздником. Часть из того [стихотворения я] посчитал подобающим привести здесь:

Чтобы запечатлеть [этот] год, Рунак написал:

Дар хаджлегах-и мах афтаб аст (Перс, “в брачном покое луны находится солнце”. При определении числового значения букв по абджаду получается 1265 г. х.).

После этого празднества преисполненный радости и счастья [Аманаллах-хан] взялся за дела и приложил величайшее старание.

В начале года Собаки вышел приказ глав Османской державы об истреблении и искоренении рода Бабан и [191] правителей Сулеймании. Румские отряды (Букв, “сборище”.) и войска забрали всех пашей той страны и их детей и отослали к османскому двору /221/ — кроме 'Азиз-бека, который [принадлежал] к роду [бабанских] пашей и, воистину, храбростью и отвагой сравнялся с легендарным Рустамом. Он начал бунтовать и не побоялся прибытия той армии и войска, не раз вступал с ними в сражение и выходил победителем.

Поскольку турецкие власти были измучены схватками с ним и при всех обстоятельствах было очевидно, что рядом с ним они подобны соломинке [перед] горой, они были вынуждены обратиться за помощью и содействием для его разгрома к высокой Иранской державе. От иранского двора поступило указание его высочеству вали [Аманаллах-хану] оказать отпор 'Азиз-беку, поэтому 19-го [дня] месяца зи-л-хиджжа этого года высокорожденный вали вместе с отрядом из богатырей сражения без промедления сел на коня и со всею поспешностью устроил набег на Зохаб.

'Азиз-бек, до того времени стоявший у границ Зохаба неколебимо, как гора, и от его хождения туда-сюда те области пришли в запустение, прослышав о выступлении вали [Аманаллах-хана], тотчас решил уклониться [от встречи] (Букв, “пришпорил коня бегства”.), покрыл себя позором бегства и направился в окрестности Керкука.

При виде такого положения вали [Аманаллах-хан] написал его благородию Насих-паше, советнику высокой Румской державы, и заявил: “Если они желают полного искоренения смуты и неповиновения 'Азиз-бека, то следует написать нам пару слов, которые послужат государственным документом, дабы с этим отрядом мы прибыли на румскую землю и избавили ту страну от зла смуты 'Азиз-бека”. Однако его благородие советник принес извинения и от их прибытия на румскую землю отказался.

После этих событий [Аманаллах-хан1 возвратился в Сенендедж и занялся делами правления. И поныне, до конца месяца джумади-л-аввала 1267/марта 1851 года, этот несравненный и справедливый владыка пребывает на престоле вилайета и на троне эмирата повелителем и правителем. Жители области /222/ ревностно взялись служить ему, полагая [это служение] основой своей жизни, и порвали отношения с другими. Его высочество [вали Аманаллах-хан] тоже никого не понизил в звании, более того, каждого отличил сообразно его положению. Так, меня, эту ничтожную пылинку хотя я не тратил время (Букв, “жизнь”.) на служение тому [владыке с] важностью небес и не следовал путем рабской [преданности] тому [192] обладателю могущества, [Аманаллах-хан] милости ради так обласкал благоволением и столь отличил и отметил среди равных, что невозможно [ни найти] тому предел, ни представить большее [и даже о таком] подумать. Возвысил он меня до должности составителя [бумаг и документов] и пожаловал мне звание мунши-баши.

Дела правления (Букв “распускание и связывание важных дел власти, сжатие и расширение дел правления”.) он тоже следуя обычаю здравомыслия и справедливости и истинному помышлению предоставил на усмотрение (Букв, “возложил в ладонь умения и пятерню осведомленности”.) благороднейшего из благородных величайшего из великих Мирза Мухаммад-Риза-йи My'тамада, благоразумнейшего и старшего [из] сыновей покойного Мирза 'Абдалкарима My'тамада. [Аманаллах-хан] умножил его полномочия, и, воистину, тот так заботится о выполнении [своих] обязанностей (Букв. “дел”.) и о спокойствии в области, что поныне не видали ни одного такого мудрого и прозорливого.

И его высочество вали [Аманаллах-хан] — да будет его правление охраняемо милостью вечного [Владыки]! — при великой [своей] славе, величии и счастье от [всей] души требует [проявлять] доброту к беднякам и неимущим, любит беседовать с отрекшимися от мирских благ и целомудренными. Ученые и совершенные при том небесноподобном дворе пользуются милостью и щедротами, обласканы и вознесены.

[Стихи]:

О Господь! Ты этого государя, [который] заботится о бедняках,
Поскольку спокойствие народа зависит от пребывания под его сенью,
Вечно держи над народом,
Весели его сердце [общим] послушанием!

Поскольку весь народ нашей (Букв. “этой”.) области благодаря лучам милости этого высокородного вали [Аманаллах-хана] пребывает в /223/ полном спокойствии и совершенном [благополучии], уповаю на бессмертного бога, что охранит он от упадка его правление ради благороднейших [из] сынов Адама.