24.01.2012
– перевод Надежды Пустовойтовой специально для Альманаха "Искусство Войны"
Я планировала отметить Новый год в Курдистане, но судьба распорядилась иначе. Мой вылет из Лондона задержался, и я опоздала на стыковочный рейс в Стамбуле. Вместе с десятками других пассажиров, путешествующих на Ближний Восток, я приблизилась к стойке Турецких авиалиний, надеясь получить номер в гостинице. За стойкой был только один служащий, так что довольно быстро очередь превратилась в хаос, и все что-то одновременно кричали. Один сириец, указывая на меня, прокричал мужчине за стойкой: “Она – беременна и больна, ей срочно нужен номер”! Другой, стоявший за мной, ввернул: “Да, и я – отец ребенка”! Иранец и турок, которые стояли рядом, разом расхохотались, оценив хитрую уловку сирийцев.
На следующий день, побродив по таинственному Стамбулу, мне удалось получить место на ночной рейс в Иракский Курдистан. Оказалось, что все мои соседи в самолете – курды. Никто из них не отдыхал во время полета, который длился 2,5 часа. Взрослые болтали и шутили, как с друзьями, так и с незнакомыми. Младенцы плакали. Дети носились по проходу. Долгие годы курды, живущие в Европе, совершали длительные и подчас сложные переезды наземным транспортом через всю Турцию, а потом – через границу – в северный Ирак. Сегодня международные авиалинии летают напрямую в курдскую столицу Эрбиль.
Мы приземлились в новом международном аэропорту Эрбиля. Я там ничего не узнала. Несколько лет курдские друзья описывали мне планы по строительству международного аэропорта и брали с собой на предполагаемую площадку. Они сделали это! Новый аэропорт на 16 гейтов, с одной из длиннейших в мире взлетных полос и объемом пассажиропотока до 3 миллионов в год. Обслуживание было превосходным. Мои данные были зарегистрированы в компьютере. Добро пожаловать в Ирак, сказали мне на паспортном контроле; из наших записей мы видим, что это – ваша первая поездка в Ирак. Я улыбнулась. Мне неоднократно доводилось посещать эту страну ранее, когда я работала на коалиционные силы, возглавляемые США, но я впервые приехала в пост-американский Ирак.
Из роскошного сьюта пятизвездочной гостиницы Rotana я отправляю новогодние поздравительные смски своим иракским друзьям. Шиитский премьер-министр Нури аль-Малики тоже выпустил сообщение по случаю вывода всех американских сил из Ирака, в котором говорилось: “Все мы ратуем за славу Ирака и гордимся своей нацией. Я поздравляю вас и весь наш иракский народ в этот исторический день”. По сообщению CNN, иракское правительство назвало этот день “Днем свершения”, а некоторые вооруженные формирования посчитали его “Днем победы над Америкой”.
Богатый запасами нефти и стабильный Курдистан словно переживает золотую лихорадку. Любой инициативный человек может воплотить здесь свои идеи. Это – земля возможностей. Иностранные инвесторы слетаются стаями – с Ближнего Востока, из Азии и Европы. Меня потрясло количество разных национальностей в Курдистане. Гостиничный персонал приехал из таких далеких стран, как Эфиопия, Албания, Египет, Индонезия, Индия и Бангладеш. Иракские арабы учат курдский. Курдистан переживает бум, и инвесторы это чувствуют. Курды проявляют чудеса гостеприимности. Когда я ехала по городу, я повсюду видела новые дома, выкрашенные в сумасшедшие цвета, которые как будто кричали: “Мы – здесь; мы – живы”. Куда ни глянь, везде было видно стройку, яркие огни и часто – алкоголь.
Вместе с курдским другом мы сидели и вспоминали наш общий опыт в Киркуке – городе на севере Ирака, который курды хотели включить в Курдистан в 2003 и 2004 годах. Одна ночь нам обоим запомнилась очень хорошо: культурный вечер в музее, когда мы собрали разные общины Киркука, для того чтобы вместе попытаться представить, в каком Киркуке они хотели бы жить. Каждая из общин подготовила свое представление – некоторые с танцорами, некоторые с певцами. В конце вечера все вышли на сцену, чтобы вместе станцевать дабке – курдские пешмерга рука об руку с арабскими шейхами и чиновниками Туркменского фронта. И каждый из них по очереди хватал микрофон и говорил: “Это наш Киркук; это тот Киркук, в котором мы хотели бы жить – место, где мы отдаем должное разным культурам, говорим на языках друг друга, взаимно уважаем наши религии, и живем бок о бок в братском согласии”. Почти десять лет спустя воображаемое будущее, к которому так стремились киркукцы, казалось еще более отдаленным, чем когда-либо.
Но разговор в эти дни шел не о Киркуке и внутренних границах, не о нефти, и даже не о распределении сил в Курдистанском регионе. Обсуждались, скорее, курдские страхи. В нескольких разных беседах, курды говорили мне, что Иран преуспел в вытеснении американских сил из Ирака, и, что, еще до того как ушел последний солдат, Малики инициировал политический переворот с целью раздавить партию Иракия, своего основного партнера в правительстве национального единства. Курды переживали, что, если Малики преуспеет в уничтожении Иракии, следом он примется за них. Курды превратились в громких сторонников федерального региона для суннитов, который обеспечил бы им “стратегическую глубину” из Багдада. Курды спрашивали меня: “Почему Соединенные Штаты продолжают называть Ирак демократией, тогда как он устремляется обратно к диктатуре? Почему Соединенные Штаты оказывают давление на политиков для поддержки Малики и обвинения Иракии в кризисе? Почему американцы обеспечивают Малики истребителями F-16, которые тот однажды сможет использовать против курдского народа”? Курды открыто призывали американские силы остаться в Ираке. При каждой возможности, курды благодарят американцев за свою свободу и даже приглашают в гости семьи американских военных, которые потеряли детей во время службы в Ираке, чтобы поблагодарить их за принесенные жертвы.
Но курды в данный момент полагают, что влияние Соединенных Штатов падает, а региона – растет. Они напряженно наблюдают за борьбой за влияние между Турцией и Ираном, преемниками древних оттоманской и персидской империй, и спорят о том, сохранять ли нейтралитет или занять чью-то сторону.
Из Эрбиля в Сулейманию я поехала по окольной дороге. Движение на ней в эти дни менее интенсивное, так как новый путь в Сулейманию через пригород Киркука намного быстрее. Выехав из Эрбиля, я сразу заметила, что знакомые мне деревни мало изменились за прошедшие десять лет. Я проезжала мимо стариков в мешковатых штанах и жилетах, с головами, обернутыми куфиями – этими культовыми арабскими шарфами в черно-белую клетку, – и лицами, исполненными жизненного опыта. Я также видела женщин – одних в черных абаях, других – в цветных платьях, занятых своими повседневными делами. Я свернула в Так-Так, чтобы проехать мимо лагерей для сотрудников нефтяных компаний. Город вырос, но ландшафт вокруг остался таким же, как я его запомнила: река Заб, пасторальная идиллия, окольная дорога, которую пешмерга и 173-я воздушно-десантная бригада отвоевали в 2003 году при освобождении Киркука. Сложно было представить, как Курдистан, каким я его видела сегодня, с его землей и народом, так долго раздирала война.
Как-то вечером в кафе, за кальяном с лимонно-мятной шишей, мы с курдскими друзьями обсуждали политику. Когда-то иракские курды бежали в Иран и просили там убежища. Теперь же иранские курды приезжают в Иракский Курдистан в поиске экономических возможностей. Санкции против Ирана кусаются, и люди уже обсуждают их потенциальное влияние на иранский народ. В 1990-х международные санкции против Ирака привели к обнищанию людей, всеобщей зависимости от правительственных пайков, криминализации торговли, гибели полумиллиона детей, и усилению контроля Саддама Хусейна над обществом. Сумеют ли санкции против Ирана подорвать режим, остановить его ядерную программу и привести к его падению? Или же страдать будут люди, а режим выстоит?
Мои друзья также обсуждали ПКК – курдскую вооруженную группу, которая воевала с Турцией, имея базы в северном Ираке. В то время как курды не соглашались между собой по некоторым вопросам, они сказали мне, что поддержка ПКК среди молодежи растет, потому что турецкие военные действия рассматриваются многими как нападение на курдский народ в целом. На прошлой неделе 34 курдских контрабандиста в возрасте от 13 до 28 лет были убиты при бомбардировке турецкими F-16, которые приняли их за бойцов ПКК.
В Сулеймании я посетила Американский университет Ирака. Когда я видела его в последний раз, это был просто каркас. Сейчас университет выглядел так же, как на цифровых макетах, которые мне когда-то показывали. Я обошла современный кампус, построенный на обширной территории в 418 акров. Зашла в аудитории, компьютерные лаборатории, библиотеку. Уже сейчас около 500 студентов изучают бизнес-менеджмент, международные отношения, информационные системы, компьютерные технологии и машиностроение. И число их будет расти.
Мы поехали к подножию гор за Сулейманией, чтобы посмотреть парк Хавари Шар. Глядя на долину, я могла понять, как Джалал Талабани, многолетний курдский правитель, который сейчас занимает пост церемониального президента Ирака, однажды просидел час в наблюдательном пункте, любуясь видом и, несомненно, размышляя над тем, сколько перемен произошло в течение его жизни и какого прогресса достигли курды. Когда мы проезжали мимо дома Талабани, мой курдский друг повторил историю, которую любил рассказывать сам президент. Однажды, возвращаясь домой, Мам Джалал, как его любовно называют курды, заметил мужчину, распивающего в одиночку алкоголь на обочине дороги. Он попросил водителя остановить автомобиль, вышел из него и приблизился к мужчине. Мам Джалал спросил пьяницу, узнал ли он его. Мужчина сказал, что нет. Неужели ты никогда не видел мой портрет? Никогда не слышал о Мам Джалале, президенте Ирака? Ннет, ответил пьяница. Тогда выпей еще – скоро ты скажешь мне, что я – президент Джордж Буш!
И все-таки, несмотря на воодушевление и оптимизм в Курдистане, я слышала тревогу курдских политиков, бизнесменов, госслужащих и молодежи в связи с тем, что все их завоевания сейчас находятся в опасности вследствие губительной политики Багдада.
Из Киркука мне позвонил арабский шейх-суннит. Вчера весь день шел дождь, сказал он; это очень хорошо для полей. Мы ждали дождя. Шейх сказал мне, что постарается приехать ко мне в Курдистан. Я не поверила своим ушам. Долгие годы он отказывался приезжать сюда. Сейчас он сказал, что приезжал в Курдистан уже дважды для участия в тренинге, организованном Международным республиканским институтом – общественной организацией, которая финансируется США. Мне не нравится туда ездить, мисс Эмма; я чувствую себя там странно, сказал он. Они таращатся на меня, как будто со мной что-то не так.
А с Вами, и правда, что-то не так, шейх, отшутилась я. Мы засмеялись. Он сбавил свою риторику по поводу того, что курды снова берут контроль над Киркуком. У него сейчас были большие заботы: Иран берет контроль над Ираком. Американцы оставили нас ни с чем, пожаловался он, но я надеюсь, что они будут бомбить Иран. Я сказала ему, что, вероятнее всего, Иран будут бомбить не американцы, а израильтяне. Не важно, кто, ответил он, главное – чтобы это состоялось. И скоро, иншаллах.
На рейсе из Сулеймании в Багдад я столкнулась с двумя известными арабами-суннитами, которые ездили в Курдистан для обсуждения с курдами текущего политического кризиса, вызванного действиями Малики по увольнению суннитского вице-премьер-министра за то, что тот назвал его диктатором, и обвинению суннитского вице-президента Тарика аль-Хашими в терроризме. Они также встречались с Хашими, которому курды предоставили убежище. Один из арабов был суннитским исламистом, который в 2007 году сыграл важную роль в том, чтобы убедить суннитских повстанцев перейти на другую сторону и сформировать движение “Пробуждение”, которое, бок о бок с американскими военными, боролось с Аль-Каидой. Другой был суннитским националистом, бывшим губернатором провинции Дияла. Их приятно удивило то, что я провожу отпуск в Ираке, и они, с надеждой в голосе, осведомились, действительно ли американские военные ушли только понарошку, и, на самом деле, до сих пор здесь? Бывший губернатор рассказал, что ситуация в Дияле очень нестабильна. Раньше мы могли свалить все наши проблемы на американцев, сказал он; сейчас нам не на кого сваливать. Можно записать Ваш новый номер телефона?
Мои шиитские друзья встретили меня в Багдаде, и мы направились на юг. Местность была равнинная, и пустыня простиралась насколько видел глаз. Мы проезжали мимо бедных деревень, отрезанных от самых базовых услуг. По обочинам дороги стояли лужи со сточной водой. Мы проехали мимо ряда паломников, совершающих переход в направлении Кербела для арбаина – религиозной церемонии в память о мученической смерти Имама Хуссейна. Для некоторых из них путь составит сотни миль. В палатках у дороги они смогут найти еду и кров. Тысячи шиитов совершали паломничество, которое было запрещено во времена Саддама. Мужчины несли шиитские флаги. Женщины были одеты в черные абаи. Дети шли рядом. Как же мне хотелось выйти из машины и присоединиться к ним. В следующем году, иншаллах.
Спустя пару часов мы съехали с главной дороги и притормозили у рудиментарной мастерской, проехав метров сто вперед. Мы получили новости о новом открытии и хотели увидеть его своими собственными глазами. Как завороженная, я наблюдала за механиком Абу Ахмедом, который уверенно демонстрировал нам, как увеличить мощность двигателя посредством гидравлической системы. Вернувшись в машину, мы изумленно обсуждали, как бедный инженер, живущий неизвестно где, мог придумать такое изобретение! Мы говорили о том, каким успешным мог бы стать Ирак, если бы смог найти пути к поощрению и использованию инициативы и творческих возможностей своих граждан.
После пяти часов в пути, мы оставили позади Насирию и ехали через маленькие деревушки в болотистой местности. Жители расстелили на дорогах камыш, чтобы автомобили, проезжая по нему, превращали его в гладкий ковер. С дороги мы видели мужчин, и иногда юных девушек, плывущих в традиционных лодках, машуф, отталкиваясь длинными шестами, как в Оксфорде или Венеции.
Наконец мы остановились в заранее оговоренном месте и забрались в машуф. Отплыли от берега, мимо плавучих мудхиф – традиционных домов, построенных из стеблей камыша, через узкие каналы между камышами в болотах. Мы заметили джамус (водяных буйволов) на берегу, и один раз, к нашему большому удовольствию, они проплыли перед нами по болоту. На маршевых болотах было много птиц. Я заметила уток, цапель, чибисов и песочников. Сверху парили хищные птицы.
Один из гидов объяснил, как борцы Дава (партии премьер-министра, когда-то объявленной вне закона) однажды скрывались в этой местности, когда сражались против Саддама. А где скрывается Джаиш аль-Махди? – спросила я, подразумевая милицию Моктады аль-Садра. Один из моих спутников поднял руку и сказал: я – Джаиш аль-Махди! А мужчина за мной – Асаиб Ахль аль-Хак, а лодочник – это Катаиб Хезболла. Произвольное упоминание названий шиитской милиции, которая когда-то создавала столько проблем в стране, вызвало всеобщий хохот.
Проведя несколько часов на воде, мы причалили к берегу. На землю постелили большой пластиковый коврик, на котором, откуда ни возьмись, возникли блюда с едой – масгуф (иракская рыба, жаренная на гриле), гора лепешек и разные соленья. Мы сняли обувь и сели на землю, скрестив ноги. Бисмилла, пробормотал каждый иракец, вознося Богу молитву, прежде чем приняться за трапезу руками. Иракцы сразу же показали мне самые вкусные и наименее костистые куски рыбы. Это был самый вкусный масгуф, который я когда-либо пробовала. Когда мы собирали вещи, приехал поэт, и прямо на месте начал танцевать. Качая в воздухе рукой, он запел приветственную песню “гостям из Багдада”.
На следующий день нас пригласили посетить университет Ди-Кар в Насирии. Приехав туда, мы увидели большие приветственные плакаты с нашими именами. Я слегка смутилась оттого, что меня представили как профессора Оксфордского университета, который специализируется по маршевым болотам. Тогда как на Западе страх публичных выступлений поступается разве что страху смерти, об иракцах этого не скажешь. Они легко смогли бы выиграть олимпийскую медаль или войти в книгу рекордов Гиннеса за свою способность говорить долго и без бумажки. Наконец, меня пригласили на сцену. Я встала и сказала: я скажу короткую речь – она займет всего час! Я рассказала о том, как когда-то познакомилась с Уилфредом Тезигером, британским путешественником, который жил на маршевых болотах в 1950-х и писал об удивительной культуре арабских жителей болот; и как я всегда мечтала о том, чтобы посетить маршевые болота. Я рассказала о чудесном вчерашнем дне, катании на лодках и трапезе с масгуфом. Еще я сказала, что боялась к ним приезжать, так как переживала, что меня может выкрасть шиитская милиция. Это вызвало смех. Затем я села. Какой-то шейх крикнул: прошло всего пять минут, а Вы обещали выступать целый час!
В предыдущий день мы выезжали на болото, затопленное Евфратом. Сегодня мы поехали на другое болото – затопленное Тигром. Оно было глубже, и каналы были шире. Один из моих спутников передал мне 9-миллиметровый пистолет, чтобы сделать кадр, где я якобы стреляю в рыбу! Я сразу же разместила эту фотографию на фейсбуке, и жутко насмешила всех моих спутников, когда рассказала, что один американский друг немедленно ее прокомментировал, спрашивая, почему же я не воспользовалась динамитом – известным иракским способом рыбной ловли!
Мы причалили к берегу, чтобы пообедать. Там расстелили большой ковер, на котором перед нами предстал масгуф. Сегодня было холоднее, чем в предыдущий день, и дул сильный ветер. Заметив, что я дрожу, один шейх снял свой большой коричневый плащ и набросил его мне на плечи. Теперь Вы – мой новый муж, – сказала я ему, ко всеобщему удовольствию. Когда час спустя мы поднялись, чтобы уходить, я вернула ему плащ. Моя новая жена! – воскликнул он, и поцеловал меня в щеку. Другие захохотали и хотели сделать фотографию, чтоб показать его настоящей жене. Нет, нет, нет, – воспротивился он. – Мне от жены попадет!
Когда мы уезжали, я не удержалась и сказала своим спутникам о том, насколько шиитские шейхи из Насирии похожи по культуре и чувству юмора на своих суннитских собратьев из Хавии и Фалуджи, и как отличаются от религиозных шиитских исламских политиков в Багдаде.
Перед тем как вернуться в гостиницу, мы отправились в госпиталь Насирии, чтобы посетить паломников, которые накануне пострадали в нападении. Пострадавшие заняли два этажа госпиталя. Некоторые из них получили серьезные ожоги; другие были ранены в голову осколками бомбы. Один пострадавший ребенок не мог говорить, так как до сих пор находился в шоке. Один раненый сказал нам, что знал армейского офицера, который попытался обезвредить смертника, суннита с севера. Он рассказал, как офицер схватил террориста-смертника и попытался оттащить его от толпы, закрыв его своим телом. Но смертник взорвал себя, убив офицера и еще 45 человек. Если бы не действия этого офицера, погибло бы еще больше людей.
Другой пострадавший тоже описывал героический поступок суннитского офицера. “Он – мусульманин из другой секты”, – сказал нам этот пациент. – “Настоящий мусульманин. Пожалуйста, сделайте что-нибудь для его семьи”. Мой друг послал сообщение премьер-министру. На следующий день мы услышали, как Малики посмертно повысил офицера на два звания, чтобы его семья получила дополнительную компенсацию. Многие раненые говорили о своей вере и о том, что страдание – часть традиции. Никто не говорил о мести. Никто не обвинял суннитов. Мой друг сказал одному раненому: “Дело не в суннизме или шиизме. Дело в террористах, которые не уважают человеческую жизнь или ислам”.
На следующий день мы выехали в Ур – важнейший город-государство в сумерийскую эпоху. Мы встретились с международной археологической группой, которая вела раскопки в этих местах. Профессор описывала сумерийцев, которые населяли эту местность. Здесь зародилась цивилизация, – говорила она, – первые поселения, письменность, законы. Указывая в разных направлениях, она вызывала в воображении картины различных эпох, их образ жизни, социальные модели. Богатая история Месопотамии, доисламское прошлое – неоспоримое наследство каждого иракца. Я взбежала по ступеням Великого зиккурата, который изначально был воздвигнут в 21-м веке до н.э. и восстановлен в 6-м веке до н.э. Массивная ступенчатая пирамида в 210 футов длиной, 150 футов шириной и более чем 100 футов высотой. С вершины можно было видеть бесплодную пустыню, простирающуюся на мили вокруг. С одной стороны была авиабаза Таллил, которая когда-то использовалась в качестве американской армейской базы Кэмп-Аддер, до того как снова была передана иракским воздушным силам.
Я вспомнила, как читала об Уре халдеев, когда была ребенком. Когда-то посетив гробницу Авраама в Хевроне, сейчас я находилась в том месте, где он родился. Памятник был восстановлен в 1990-х по приказу Саддама, для того чтобы вдохновить на посещение папу римского и вынудить отмену санкций. В итоге, папа так и не приехал.
По пути обратно в Багдад мы остановились у храма Ахмеда Аль-Рифаи, основателя суфийского ордена. За храмом ухаживает суннитская семья – суфии, живущие среди шиитов. Нас провели в приемную комнату и усадили на подушки на полу. Сначала меня сбили с толку висящие на стенах портреты Имама Али, пока мне не объяснили, что суфии повесили их для того, чтобы шииты чувствовали, что им здесь рады. Пожилой шейх рассказал нам, что ему исполнилось сто лет, и за всю жизнь у него было 11 жен. Он и сейчас выглядел подтянутым и активным!
Пока мы осматривали храм, я отвела в сторону одного суфия и шепотом спросила его: Вы вращаетесь? Да, ответил он возбужденно, и рассказал мне, что прошлым летом около 5 тысяч суннитов, которые исповедуют суфизм, сошли в храм и вращались вместе. Мы оба проделали вращательные движения. (Я не осмелилась спросить его, прокалывали ли они себя ножами, так как не была уверена, что это в традиции Ахмеда Аль-Рифаи). Я сказала ему, что в прошлом году была в Судане и видела, как вращаются суфии в Омдурмане. Следующим летом, когда у нас для вращения соберутся все суфии, мы вас позовем, пообещал он мне. Спасибо, поблагодарила я. Я специально прилечу из Лондона, чтобы на это посмотреть.
В дороге мои спутники обсуждали политический кризис, с которым столкнулась страна. Казалось, что шииты, в целом, довольны текущей ситуацией в Ираке; они не тревожились о том, что Малики может превратиться в диктатора. Им понравились его гонения на “баасистов” и “террористов”, включая лидеров Иракии, но слегка беспокоило растущее сектантство. В то время как курды и сунниты заявляют, что именно Иран вытеснил американцев из Ирака, шииты приписывают эту заслугу себе. Партия Дава хвастается, что это случилось благодаря Малики, а шиитская милиция утверждает, что благодаря ей. Мои спутники описывали Малики как сильного и одаренного премьер-министра, который легко может остаться у власти на 20 лет или около того, подобно премьер-министру Малайзии. Они думали, что это приведет к стабильности в стране, а не к диктатуре. Мои друзья полагали, что курды только притворялись, что стали ближе суннитам, чтобы добиться дальнейших уступок от Малики. Что касается суннитов, они сказали, что те никогда не примут шиитского правления в Ираке и постоянно плетут интриги с целью сбросить шиитов и захватить власть. Сначала они опробовали волнения. Потом – выборы в 2010 году. А сейчас они экспериментируют с федерализмом. Мои спутники объясняли мне, что, возможно, шииты и составляют большинство в Ираке, но Иракия пользуется поддержкой всех суннитских стран и даже западных средств массовой информации. Шииты боятся, что Саудовская Аравия и Турция замыслили сбросить шиитские режимы в Сирии и Ираке.
Оказавшись в Багдаде, я проехалась по Зеленой зоне. Казалось, ее привели в порядок. Многие бетонные барьеры убрали, бордюры покрасили. Республиканский дворец использовался для заседаний кабинета. На участке земли, который когда-то был парковкой, сейчас строили многоквартирный дом. Но везде наблюдались контрольные пункты и военная техника. Посреди улицы стоял танк с башней, направленной в сторону дома суннитского министра финансов. На правительственных зданиях, контрольных пунктах и даже на некоторой военной технике в Зеленой зоне виднелись шиитские флаги. Никогда раньше эти флаги не были здесь настолько заметны. И сунниты видели в этом угрозу.
Я встретилась с несколькими суннитскими друзьями, которые рассказывали о давлении на их общину.
Они говорили мне, что Малики использует суннитов в качестве мишени, угрожая их лидерам, арестовывая “баасистов”, применяя силу против тех, кто призывает к федерализму, увольняя или отправляя на “заслуженный отдых” армейских офицеров, и таким образом испытывает на прочность их терпение. Они предупреждали, что политики Иракии не смогут контролировать улицу намного дольше. Сирийский дезертир в средствах массовой информации утверждал, что Малики направлял средства на вооружение баасистского лидера Сирии Башара аль-Асада, для того чтобы поддержать шиитский режим. Они выражали опасения, что политика Малики снова толкает Ирак к гражданской войне. Они спросили меня: почему Америка отдала Ирак Ирану? Все в Ираке сейчас контролируется Ираном. Как могла Америка бросить Ирак в таком состоянии?
Вы будете рекомендовать людям посетить Ирак? – спрашивают меня иракские друзья. О, несомненно, заверяю я их – для иностранцев отпуск в Ираке – это уникальный опыт, который запомнится на всю жизнь. И я буду возвращаться сюда каждый год – за богатством культуры, человеческим теплом, красотой пейзажей. За тем, чтобы сидеть на земле и делить трапезу с незнакомыми мне людьми, чтобы меня встречали с щедростью и одаривали при каждой возможности, чтобы обмениваться шутками как со старинными друзьями, чтобы слушать такие истории об упорстве. Именно так следует описывать Ирак – а не в образах извращенного насилия, которому он подвержен. Но, к сожалению, иракские политики снова играют на страхах народа и толкают страну на грань сектантского конфликта, который в этот раз, возможно, не удастся сдержать в пределах государственных границ.
Пока я бродила по зданию, в котором когда-то размещались американские вооруженные силы, я думала о том, как история определит американскую эпоху в Ираке. Об этом еще рано судить. Все будет зависеть от направления, в котором будет развиваться Ирак в следующем десятилетии. Направится ли Ирак в сторону демократии или вернется обратно к диктатуре? Сможет ли когда-нибудь стать свободным государство, чей доход практически полностью зависит от нефтяной ренты, а не от производительного труда собственных граждан? Неизбежно ли то, что любая группа, которая получит власть в Ираке, будет использовать нефтяную ренту для наращивания военной мощи, а затем приобретения или вынуждения согласия граждан? Иракцы отграничили американскую эпоху в истории.
Американцам не понять даже тех простых вещей, которые известны каждому иракскому ребенку, сказал мне друг. Кто-то говорил мне о травмах, нанесенных им или их семьям американскими солдатами. Один человек показал мне руку, которую, как сказал он, раздробили американские солдаты, принявшие его за Джаиш аль-Махди. Он никогда не выезжал за пределы Ирака. Я спросила его, какую страну в мире он больше всего мечтал бы посетить. Он ответил: Америку.
http://navoine.ru/articles/2561