Лятиф Маммад

    Заведующий кафедрой арменистики Гарвардского университета профессор Джеймс Рассел написал статью под тенденциозным названием «Зороастрийский субстрат армянской культуры», как он пишет, посвятив «Светлой памяти моего любимого учителя и друга профессора Мэри Бойс (2 августа 1920 г. – 4 апреля 2006 г.). Статья опубликована в журнале «Россия XXI» № 4 за 2007 год и размещена на сайте http://www.mecenat-and-world.ru/aragast/4-aragast/rassel.htm.

Странноприимный дом «Путки»

 

«Повсеместно можно наблюдать, что святое место остается объектом паломничества даже после того, как на смену религии, которая придавала ему святость, приходит иная. В Армении, особенно в районе озера Ван, многие христианские святилища, которые пришли на смену зороастрийским, остались святыми местами и для курдов-мусульман, лишь слегка изменив свои названия. Один из таких примеров – арм. Путки Сурб Геворг («Гостиница Cв. Георгия»), курд. Дира Хани («Гостиничный монастырь»), тур. Хорозванк («Монастырь петуха») на перевале Мокс, к югу от озера Ван. Петух, которого лелеяли в этом монастыре, – птица, посвященная зороастрийскому божеству Сраоша (перс. Соруш), – служил для предупреждения путешественников о приближении снежных бурь. Монахи странствовали по стране, собирая милостыню для поддержания обители, вооруженные свитком, повествующим о чудесах петуха, который был изображен над текстом (он также вырезан над входом в монастырь). Когда петух умирал, его хоронили по христианскому обычаю и сразу начинали искать его перевоплощение[1]. После геноцида 1915 года в обители Св. Георгия больше не слышно ни голосов монахов, ни петушиного кукареку – лишь руины, легенды и сохранившееся имя»[2].

 

      Примечательно, что Джеймс Рассел в качестве источника информации ссылается на  работу некоего Карапета Ситал (Karapet Sital, An Armenian Epic: The Heroes of Kasht (Kashti k’ajer). Ann Arbor: Caravan Books Anatolian and Caucasian Series, 2000. Р.123–132, n. 36.).

 

 

     Многим исследователям известно, что впервые об этом странноприимном дому подробно пишет академик Орбели И.А., который совершал две поездки в область Мокс: первую – в августе-сентябре 1911 г., а вторую – в апреле-мае 1912 г. Собранные им материалы в горном районе Мокс (Мукс) вошли в этнографический сборник под названием «Фольклор и быт Мокса» (Москва, издательства «Наука», главная редакция восточной литературы, 1982 г.).

 

     Орбели И.А. по итогам своих полевых исследований подробно сообщает об этом странноприимном доме:

 

      «Достигнув перевала, тропа по очень крутому склону Егеров­ского хребта спускалась, по отметке над уровнем моря, на 1125 м и приводила к находившемуся на выступе между двумя узкими ущельями «монастырю» св. Георгия, именуемому армя­нами «Путки» или «Путку сурб Георг», а курдами — «Ханье мир-Хасане».

      Зная, что нам предстоит привал в этом «монастыре», отме­ченном на десятиверстке, по словам моих спутников, замечательном и прославленном, я мечтал об ознакомлении с ценным архитектурным памятником, но оказалось нечто совсем иное, хотя не менее интересное.

       Все строения обители — очень грубой кладки, из необрабо­танного плитняка, в том числе и маленькая церковка постройки 1887 г. с плоской плитяной и земляной кровлей, и при ней крохотная усыпальница с большой мраморной плитой старательной работы. Об этой гробнице мне сообщили, что это — могила Георгия Победоносца; позднее я узнал, что курды почитают эту гробницу за могилу мир-Хасана.

      Около церкви, почти примыкая к ней, расположены были склады имущества, просторные хлевы и помещения для ночлега путников и проживания постоянных обитателей. Как мне объяс­нили, зимой вся территория обители настолько заносится сне­гом выше человеческого роста, что предпочитали прорывать для сообщения между отдельными сооружениями и церковью тун­нели в снегу. В расчете на это все строения расположены были очень скученно.

    В 1911—1912 гг. никакой братии или постоянно пребывающего духовного лица  в Путки не имелось, поскольку это был, в сущности, странноприимный дом, совершенно необходимы в условиях местности и климата, при опасностях, связанных с переходом через горы весной и осенью (зимой переход через Егеров считался вообще невозможным).

     Ведал этим странноприимным домом, на началах своего рода откупа, «смотритель Путки», «пыткапан», как бы староста этой обители, в действительности — управляющий хозяйством этого приюта. В отличие от этой должности, старосты или ктиторы других церквей и не имевших братии обителей Мокса именова­лись «ваництэрь», а настоятели или прикрепленные священно­служители, если они имелись, назывались «ваницхерь», т. е. «отец обители».

      Трудно сомневаться в том, что основание этого приюта — не как сохранившихся зданий, а как пристанища для путников — относится к весьма глубокой древности. Устное народное преда­ние, распространенное в очень близких вариантах и среди ар­мян и среди курдов Мокса, говорило о том, что Путки был ос­нован и построен неким местным князем по имени Хасан (имя это уже в IX в. было очень распространено не только среди мусульман, но и среди армянской христианской знати) по веле­нию Георгия Победоносца; князь Хасан, мир-Хасан, охотясь за оленем, заблудился в лесных дебрях, но был спасен явившимся на помощь Георгием. К сожалению, я на месте не записал предания и не помню, какую роль играл во всей этой истории глиняный горшок, от армянского названия которого якобы про­исходит название обители «Путки».

        В силу своего назначения и своей роли в жизни области и более широкой округи, Путки пользовался глубоким почитанием и среди армян и среди курдов. Ежегодно значительное число специальных сборщиков — армян и курдов — отправлялось в странствия даже в очень отдаленные районы Турецкой Армении для сбора подаяний и пожертвований для Путки, составлявших в год, как мне говорили, деньгами до 500 золотых лир, т. е. около 4300 рублей золотом, на расходы по предоставлению бесплат­ного приюта и пропитания путникам, не имевшим возможности что-либо пожертвовать в пользу Путки (оплата, как таковая, была не принята).

        Сборщики пожертвований на Путки снабжались особыми грамотами, являвшимися доказательством полномочий этих сборщиков, причем эти грамоты вручались и армянам и курдам в Моксе Муртуллой-бегом; мне осталось неясно, выступал ли он в данном случае как турецкий мудир (исправник, уездный начальник) или в качестве старшего из курдских бегов, каким он был в Моксе, и по своему происхождению и по возрасту. Сборщики отправлялись осенью, причем накануне они все соби­рались в гостевой комнате Муртуллы-бега и выслушивали от него напутствие и пожелания успеха. При виде этой церемонии у меня было впечатление, что передо мной не турецкий чинов­ник, а именно владетель области, в пределах которой находится столь важное пристанище для всех.

        Во время пребывания в Ване в 1916 г. я имел случай при­обрести один экземпляр такой армянской грамоты в виде длин­ного свитка, возглавленного довольно грубо выполненной мини­атюрой, изображающей монастырь и фантастически представ­ляющей Путки, но ничего общего с ним не имеющей, — с купо­лами на церквах и т. д. Но самое замечательное в этом возглавлении свитка было изображение черного петуха, сидящего на куполе церкви.

       Текст грамоты, довольно пространной (около 10 тыс. букв), составленной от имени вардапета Стефана, содержит весьма длинную и обстоятельную молитву, которая призывает благо­словение на главу всех тех, кто откликнется на просьбу о под­держке обители Путки дарами, деньгами, коврами, войлочны­ми кошмами и провиантом. При этом подробно перечисляются все возможные категории дарителей, в том числе купцы, «столодержатели», т. е. «банкиры» (менялы, ростовщики), старшины и старосты разного имущественного состояния. Призывается в молитве и ниспослание на них благополучия, связанного с плодливостью стад, плодородием полей, избавлением стад от паде­жа, полей и садов и прочих насаждений от вредителей, таких, как гусеницы, майские жуки и саранча, людей же с избавлени­ем от заболеваний и пр.,— все в чаянии будущих даров и при­ношений. Заканчивается грамота аналогичной молитвой, а в се­редине текста содержится самое важное для выяснения значе­ния Путки сведение.

      «Итак, следовательно, мы должны обязательно давать милостыню святым обителям и пустыням. Одной из многих та­ких является построенная и утвержденная благодатью    прославленная обитель, что ныне называется Путки св. Георга. И имеются в ней частица и мощи св. Георга, а именно уши и многие другие частицы и мощи, которые совершают мно­го чудес и исцелений больных и страждущих и особенно в отно­шении незримой помощи путникам, спасая и избавляя от утоп-ленйя [в снегу] и замерзания от мороза и от вьюги силою всемо­гущего бога и неотвращающимся взиранием св. Георга, скорого в помощи мученика и окрашенного кровью витязя. И построена и утверждена она на маковке горы, где проходят пути, идущие и в одну и в другую сторону. Во множестве приходят в эту свя­тую обитель и уходят, сотнями и полусотнями, и больше и мень­ше сего, и располагаются, обычно на два дня, а то и на пять цней, будучи застигнуты вьюгой, и остаются здесь. И все они питаются милосердием божьим и вашими дарами, а когда воз­гласит кур — отправляются продолжать свой путь. Поистине, если бы не было сей святой обители, — все это множество людей от вьюги и мороза умерло бы. И путники всегда здесь делают привал и зрят и слышат, что сия святая обитель не име­ет ни прихода, ни удела. И как столькие приходящие и уходя­щие находили бы гостеприимство, если бы не дары и милостыня ваши?!».

     Главное в этом сообщении — упоминание о «куре», петухе, который что-то возглашает. В Путки имел пребывание черный петух, посвященный св. Георгу, и своим криком или молчанием возвещал, благоприятна ли погода для перехода через горы. (Считалось, что переход особенно опасен с юга на север.) Этому крику петуха и его предсказанию придавалось такое большое значение, что при неблагоприятном его указании никто не ре­шался пускаться в путь на Егеровский перевал. Петух этот избирался самим Георгием Победоносцем, который, явившись во сне какому-либо владельцу черного петуха, иногда в очень отдаленной деревне, возвещал свою волю. Во время моих посе­щений я видел в Путки только одного петуха, в обычном кури­ном окружении, но, как мне сказали, бывает, что тут имеется и другой, более молодой петух, «указанный» Георгием, но не привлекаемый к пророчествованию, пока жив старый. Пророче­ствовавший черный петух в случае смерти предавался погребе­нию по обряду армянской церкви. Именем этого петуха никогда не клялись, но клятва именем этой обители считалась особенно сильной и крепкой.

       Из Путки тропинка по крутому скату горы приводила к ме­сту слияния двух ручьев, сбегающих со склонов Егеровского хребта, и на некотором расстоянии от Путки можно было ви­деть еще одну достопримечательность Мокса, действительно производившую очень сильное впечатление»[3].

 

Странноприимный дом «Путки» основан курдским князем по имени Мир-Хасан

 

        Из описаний И.А. Орбели становиться известной, что на Егеровском[4] перевале расположен обитель и странноприимный дом, известный среди курдов как «Ханье мир-Хасане» («Xani-e Mir Hesen», «Дом Мир Хасана»; у Джеймса Рассел – Дира Хани – «Гостиничный монастырь»; у курдов der – монастр, обитель, а xani – дом; также караван-сараи(постоялые дворы) курды называют «хан»). Вся строения обители очень грубой кладки, из необрабо­танного плитняка, в том числе и маленькая церковка постройки 1887 г. с плоской плитяной и земляной кровлей, и при ней крохотная усыпальниц с большой мраморной плитой старательной работы и эту гробницу курды почитают за могилу мир-Хасана; армяне в отличие от курдов обитель называют  «Путку сурб Георг», а гробницу  — могилой Георгия Победоносца. В отличие от ложного стенания Джеймас Рассела по поводу того, что «после геноцида 1915 года в обители Св. Георгия больше не слышно ни голосов монахов, ни петушиного кукареку», академик И.А. Орбели свидетельствует, что и  в «1911—1912 гг. никакой братии или постоянно пребывающего духовного лица  в Путки не имелось, поскольку это был, в сущности, странноприимный дом, совершенно необходимы в условиях местности и климата», а что касается петуха, то «во время моих посе­щений я видел в Путки только одного петуха, в обычном кури­ном окружении…».

       В зороастризме Петух наряду с собакой считаются священными животными. В «Авесте» воспевается птица  бога Сраоши — птица Пародарш, петух. 18—й фрагард, содержит отповедь лжежрецам  и предостережения против дэвовских козней, направленных на совращение зороастрийцев с праведного пути. Наряду с другими ахуровскими животными, которые противостоят храфстра и дэвам в мировой  битве Добра со Злом, петух противостоит дэву лени «долгорукой» Бушьясте: Бушьяста на заре обнимает спящих длинными руками и нашептывает им, что еще очень рано и можно еще поспать (отвлекая, таким образом, людей от угодной Ахуре-Мазде полевой и домашней работы), — но петух гонит Бушьясту прочь своим утренним криком(Авеста, Видевдат, 18 («Петух»), строфа 14-26). Зороастрийская «храфстра» — в современном курдском языке произноситься как «храви» (козни, не потребное, навредить, натворить плохое). Пережитки некогда общей зороастрийской веры ныне среди курдов разных конфессий нашло свое отражение по разному. К примеру, все курды считают зазорной лежать в постели после первого крика петуха, а исповедующие езидизм курды категорически в пищу не употребляют мясо петуха.

      Орбели И.А.также смущает, что он так и толком не помнить (и не понял), «какую роль играл во всей этой истории глиняный горшок, от армянского названия которого якобы про­исходит название обители «Путки». Во многих таких обителях всегда оставляли определенные запасы пищи, древесного топлива и сена для скота и даже утварь, а иногда и теплые вещи. Так вот, на курдском языке «пут» означает высокий стог сена, и неудивительно, что наша обитель получила свое название от слова «пут» — стог сена и суффикса «ка/кан», что обозначает в дословном переводе «сенное», в смысле «место скирды (сена)».

        Наверно, следует задуматься и над вопросом, это каким же образом «Путки был ос­нован и построен неким местным князем по имени Хасан» по велению Георгия Победоносца … над могилою того же Георгия Победоносца?!

         Но, самое ценное и важное для нас – сведение о постройки церкви  в 1887 г. о которой  и Джеймс Рассел и армяне предпочитают замалчивать.

         И крайне важно авторитетное свидетельство Орбели И.А.о том, что  «сборщики пожертвований на Путки снабжались особыми грамотами, являвшимися доказательством полномочий этих сборщиков, причем эти грамоты вручались и армянам и курдам в Моксе Муртуллой-бегом», котрый был и турецким уездным начальником и старшим из курдских беков в Моксе по своему происхождению и по возрасту. Это говорит о том, что только Муртулла Бег мог дать разрешение на постройку церкви на территории обители, которым, судя по объему ежегодных собираемых пожертвований среди мусульман и христиан («до 500 золотых лир, т. е. около 4300 рублей золотом»), руководствовался меркантильными интересами.

          А ведь курдская точка зрения к происхождению странноприимного дома более реалистична, чем армянская.

          В курдских и армянских вариантах легенда гласит, что князь Мир-Хасан (Хасан) во время охоты на оленей заблудился, и ему на помощь пришел, по рассказам армянских респондентов И. А. Орбели, Святой Георгий и спас его. К сожалению, И. А. Орбели не рассказывает до конца курдский вариант легенды. Только неясно, в чем заключается помощь Святого Георгия Мир-Хасану, если, судя по могиле Мир-Хасана, тот преспокойно почивает и, значит, не спасся. Эта подсказка направляет нас на поиск не божественного, а реального человека по имени Мир Хасан, строившего этот обитель.  

 

Барзон — царь Армении

 

 

      Из истории  хорошо известно, что в 595 гг. до н.э. территория Урарту уже была подконтрольна мидийцам-курдам, которые и задолго до этой даты были древними обитателями бассейна озера Ван, Урмии и Севана. 

      Древнегреческая традиция всю топонимику Армении даже относительно к событиям XII–XI вв. до н.э. непосредственно приводит именно в связи с иранцами, которым относятся и курды. Древнегреческие источники по традиции, первого царя Армении называют курдским именем Барзон: «После этого он, царь Нин из Вавилонии, повел свои войска в Армению и привел в трепет местное население взятием нескольких городов. Барзон, их царь, понимая, что он не в состоянии сопротивляться, выступил навстречу врагу с подарками и выразил ему покорность. Нин поступил со своей стороны великодушно, он оставил ему его власть над Арменией, потребовав лишь присылки вспомогательных отрядов и продовольствия для своего войска»[5]. Нин (др.-греч. Νίνος или Νῖνος), царь Вавилонии в 1124—03 до н. э., персонаж древнегреческой мифологии[6]. Первый начал вести войны с соседями и покорил их. Основал город Нин[7] в Ассирии[8]. 

     Об иранском имени Барзан, Барзон есть сведения и в ассирийских источниках, от которых видимо и их заимствовали древнегреческие.

     Ассирийские цари Ашшурнасирапал II (884-859 гг. до н.э.) в своих анналах упоминает о поселении Барзаништу(н) («Дома Барзани»)[9] в Ицалле[10]; Шамши Адад V (823-810 гг. до н.э.) упоминает о царе племени таурлайцев Барзуты[11] в стране Наири; в ассирийском письме (письмо Ашшурриуса Табшар-Ашшуру) времен Саргона II (царь Ассирии, правил приблизительно в 722 — 705 годах до н. э.) упоминается поселение Барзаниш(ту)[12]; в своем письме Саргон II к Богу Ашшур с описанием похода против Урарту в 714 г. до н.э. сообщает о поселении Барзуриани в Уайаисе[13],  которую локализуют в районе современного Битлиса в Северной (турецкой) части Курдистана. Южнее Урмийского озера и с востока непосредственно к стране Манна примыкала и область Баршуа с населением URU a-bur-zа-ni-ni[14]. В надписи (призмы «А») ассирийского царя Асархаддона (680-669 гг. до н.э.) сообщается, как он рассеял «людей Страны Маннеев, неусмиреных кутиев»[15]. А в текстах «Призмы В» и «Призмы S» этого же царя сообщается, что  «Я рассеял людей Страны Маннеев, непокорного кутия, — а также войска его»[16]. Общеизвестно, что кутии сыграли значительную роль в этногенезе современных курдов. Жители Уайаис, как и все Урартские цари, главным храмом Бога Халди признавали, размещенное в Мусасире (район современного курдского города Ревандуз в Южной (Иракской) части Курдиситана) святилище Ардини (в названии храма присутствует иранокурдское слово ar – огонь)[17], куда ежегодно приезжали на паломничество].  Не только цари Урарту, но и цари окрестных «стран» короновались именно в храме Ардини (Мусасира), так как из «древле скиптер и тиара не были носимы подобающие пастырству»[19], если они не будут освящены в главном храме Бога Халди, что также свидетельствует об этнической и духовной близости населения Наири (Урату) и Мусасира.   

      Близость этих стран подтверждается ассирийскими и урартскими источниками, которые под обширной страной кутиев Гутиум подразумевали древнее название области и племен в восточных горах и применяли по отношению к Урарту, Стране Маннеев и мидянам[20]. Таким образом, этническая близость населения Урарту-Баршуа-Манна-Мусасир не должно вызвать сомнения. Это, несомненно, указывает и на иранский характер населения Мусасира.

         Армянский исследователь XIX в. Эмин Н. О. в своей статье "Мидийцы в древней Армении…" раскрывая значение имени последнего мидийского царя Астиаг, пишет, что "Ранние письменные источники, в частности, древнеармянские, последнего мидийского царя Астиага называли Аждахак («Дракон»), а всех мидийцев – рожденными от змей — марами. 

        «Слова «Вишапк» и «вишапазу′нк» сут перевод слова «аждахака». «Астиагес» и «астиагас» означает именно «змей».

        Древние армяне, твердо помня происхождение военнопленных мидийцев, называли их не только «драконидами», в честь их царя, но и змеями; и не только их, но и страну, откуда они были выведены. На этом основании и «мидийцы» и «Мидия» называется у древних армянских историков Мар′к. Откинув «к» (признак множественного числа) получим «Мар». В этой форме последнее слово существует в новоперсидском языке и есть не что иное, как зендское «мара» — «змей» (с. 10).

       В древней Армении встречаются даже города с зловещим названием «Оц» и «Вишап»; из них первый значит «змей», а второй — «дракон» (с. 11).

      Развалины Оц находится в Торонской области, ныне Муш. И второй город также здесь. Развалины не сохранились»(с. 17)".21]  

      Армянский исследователь второй половины ХIХ века  К. Хачатуров,  продолжая эту традицию, пишет об «Астиаге (Аждахаке), царе курдов»[22]. Другой армянский исследователь второй половины XIX в. Худобашев, с опорой на  высокий авторитет других армянских историков (Чамчьян. «История Армении»; Индиджян. Географическое описание всей земли армянской и ее жителей»»), пишет, что «курды произошли от мидян, известных между армянами под общим названием МАРКЬ. Курдами они  называются потому, что, во времена существования древнего Армянского царства, жили в той части  Армении, которая называлась тогда Кордрик или Корд, а ныне называется Курдистаном»[23]. Далее автор сообщает, что эти курдские племена, пришедшие в Армению под «предводительством Мидийских князей», а «именно, в Кордрик и Мокк[24], поселились в них и были названы курдами[25]». Далее он пишет, что «Мидяне пришли в Армению в царствование Багратуни, — и жили в нынешних «пашалыках — Ванском, Мушском, Баязидском», «управляясь своими эмирами или беями». Они живут, и до настоящего времени, на тех же «местах и называются курдами»[26].  Армянский источник, датируемый  1398 годом, сообщает о проживающих в Мокской области курдах[27].

       В IX веке одного из базикан (арцруниев) звали Абу-Хасан, о котором Киракос Гандзакеци писал, что «Барсег I Анеци, католикос (1105 г.), архиепископ был братом влиятельного сановника грузинского двора, владетель Ахпата и Махканаберда Амир-курда Арцруни, известного также под именем Абу-Асана» (К. Гандзакице. I, 91). Речь идет о представителях рода курдского племени бабир, принявших христианскую веру. Курдские князья Иванэ и Захаре были из этого рода.

       Известный средневековый курдский историк Шарф хан Бидлиси три параграфа IV главы своего всемирно известного труда «Шараф-наме» посвятил курдским правителям  Хизан, Асбайирд и Мокса (этот удел занимал область вдоль правых притоков реки Бохтан вплоть до Мерванана), «основатели которых были двоюродными братьями и владели тем вилайетом сообща, получив его от сельджукских султанов». Утвердившиеся здесь во времена Сельджукидов, эти династии чувствовали себя, по словам Шараф-хана, независимыми правителями. Владения правителей Хизана охватывали район одноименного города на берегу притока реки Бидлис, носящего тоже наименование, в 35 км к юго-востоку от г. Бидлиса. Район г. Мокса расположен в горах, в 99 км к юго-западу от г. Вана. Асбайирд (Исбайирд, Исперт) упоминается Эвлией Челеби в числе тринадцати округов Ванского вилайета и был расположен к югу от оз. Ван, на одном из северных притоков реки Бохтан. А. Лайярд точно обозначает местонахождение этого округа, называемого им Isparut, между Бохтаном и Моксом. Правители Хизана были выходцами из округа Билиджан, где «их отцы и деды владели крепостью Билиджан»[28], относящегося к Хнусу — город на пути из Эрзерума в Ван, в 90 км. и к юго-востоку от Эрзерума.

      Мужское имя Хасан отслеживается в роду у всех трех династийных линиях. Хасан-бек,  в 1583 г. после смерти своего отца — эмира Хизана Малик Халил б. Султан Ахма и гибели своей дяди Мир Махмуда,  несмотря на свой малый возраст, племенами единодушно был выдвинут на пост эмира.

     У эмира Асбайирда Султан Ибрахим б. Мухаммад-бек также был сын по имени Хасан-бек, который был убит во время защиты города Ванна сефевидскими войсками.

     Первым из эмиров Мокса устная традиция именует эмира Абдала, у которого второго сына звали также Хасан-бек. От княжества Мокса была отделена и на правах санджака передана Хасан-беку крепость Гаргар, внука которого также звали Хасан-бек, который задумал захватить вес Мокс, но был убит мир Ахмадом.

       С именем Мир Хасана связана и название действующего в Моксе одноименного медресе. Источники сообщают, что известный курдский философ и богослов Саид (Нурси) в 1891 г. после того, как покинул Нурс, сначала отправился в деревню Арвас, а оттуда – в Битлис, в медресе шейха Амина. Но, он там долго не задержался и на этот раз отправился в медресе Мира Хасана Вели в Моксе[29], заведовал которой мулла Абдулкерим. У курдов wêli означает скиталец, изгнанный, бездомный. Видимо, речь идет именно о втором сыне правителя Мокса Мир Хасане, в память которого и был построен медресе, названный в его честь. И можно предположить, что усыпальница с «большой мраморной плитой старательной работы» принадлежит именно к его останкам. Если бы она имела армянам какое-нибудь отношение, те непременно начертили бы над ней крест или же сделали бы какие-нибудь надписи на армянском языке. Видимо, не могли сделать, так как знали, что там лежит останки курдского князя, о котором осведомлены местные курды.

      К примеру, в современной Республике Армения главным курдским Святилищем был Зиярат Авдылсар на одноименной горе в горах Агмаган (армянские официальные власти Агмаган переименовали в Гегамские горы, но простой армянский народ продолжают называть горы под их курдским названием Агмаган). Поздние пришельцы – азербайджанские тюрки также посещали Зиярат Авдылсар как «мусульманское» святилище. После того, как все курды и другое мусульманское население были изгнаны из Армении, армяне в 2005 г. стали там строит армянскую часовню, наверно, также под названием «Сурб Григор», так как попытка армян переименовать древние материальные, культурные и археологические памятники по истории соседних народов в «армянские» уже стала притчей не только у соседних народов, но и ученых всего мира. Об одном таком случае рассказывает русский историк В. А. Величко: «Прихожане душетской  св. Николая церкви составили приговор, коим поручили двум лицам из своей среды ходатайствовать пред высшим кавказским начальством о принятии мер против захвата армянским духовенством часовни «Бодавись-цминда Георгись-ниши» с принадлежащим ей участком земли (в ½ весть от г. Душета). Древние иконы из названной часовни, по словам составителей приговора, давно уже похищены и перенесены в душетскую армянскую церковь, участок примежеван к ней «неводомыми путями» истекшего 15-го мая, а сама часовня переименована в «Сурп-Георковскую», и православные священники  служению в ней с тех пор не допускаются». Первая информация об этом была опубликована в июньском номере газеты «Кавказ» за 1897 год. А о втором таком случае рассказала газета «Иверия» за апрель 1897 г. в городе Ахалцихи. В начале марта 1897 года стоящую недалеко от грузинского города Ахальцихи, по ту сторону реки Поцхови, рядом с целебным родником грузинскую часовню с маленькой кельей армяне взяли под свой контроль, выставили в часовне армянские иконы, повесили дверь и заперли на замок. Об этом местный грузинский священник Д. Хахутов донес экзарху Грузии[30]. Таким милым шалостям наших соседей известный грузинский поэт и публицист И. Г. Чавчавадзе посвятил книгу под названием: «Армянские ученые и вопиющие камни»[31], где с болью говорил о попытках армянских ученых переложить историю соседних народов в свою пользу.Это еще раз свидетельствует в пользу того, что случаи в Курдистане (Мокс) с могилой Мир-Хасана (1887 г.) и в в Грузии (Душете и Ахалцихи,1897 г.) имеют общую тенденцию присвоения чужой култьуры.      

      Согласно общепринятой традиции на востоке, наиболее известные и значимые постройки назывались по имени распорядителя этого строительства, который, как правило и финансировал ее. Эмир Давуд б. эмир Малик,  один из эмиров Хизана, в Хизане основал и построил медресе, известное под его именем «Давудийе». Не исключено, что медресе Мир-Хасан также был построен или самим Мир Хасаном или же его детьми или родичами, названный в его честь. 

        Мукс был родиной выдающихся курдских поэтов, среди которых и Факие Тайран (Feqiyê Teyran, 1562 – 1660), в честь которого ежегодно проводиться Фестиваль поэзии имени Факие Тайран («Festîwala Feqiyê Teyran»). 

     В своей статье профессор Джеймс Рассел, несмотря на свой «Гарвард», явно перепутает горы Джуди и Арарат: «Ноев ковчег покоится на горе Арарат (еврейское слово для обозначения Урарту; в названии озера Ван и города на его берегу сохранилось исконное название страны – Биайна). Когда св. Яков из Нисибина взошел на Джебель Джуди, гору, которую ранние христиане отождествляли с пиком Ноя2, ангел погрузил его в сон, прежде чем он смог достичь вершины. За свои праведные страдания он был вознагражден куском дерева из ковчега. Эдемский сад, физический доступ к которому запрещен потомкам Адама, расположен в небесах над мировой горой, возвышающейся над областью Харк (в Хнусе, тур. Хинис) в западной Армении, к северо-западу от озера Ван, откуда берут свое начало Тигр и Ефрат».

 

     Ссылка 2: «Большой Арарат, тур. Aghri dagh, совр. арм. Masis (от класс. арм. Azat («свободный, благородный») Masik’, вероятно, от древнеиран. *masyah – со значением «очень большой»). Есть еще одна гора, Sip’an или Subhan dagh, к северу от озера Ван, называемая Nekh Masis, возможно, от nakhwa – «первый», расположенная за современной границей напротив Еревана. Эта гора, согласно мифам, является местом заточения апокалиптического царя Артавазда. Этот благородный титан, увенчанный снежной шапкой, возвышается над священным городом Эчмиадзином; фольклорные и церковные предания со временем приписали ему честь быть местом, где пришвартовался Ной».

 

     Джеймс Рассел написав  «Когда св. Яков из Нисибина взошел на Джебель Джуди, гору, которую ранние христиане отождествляли с пиком Ноя», явно сам себе же  противореча, местом пристанище ковчега все таки указывает гору Арарат?! И этимологии Масис возведя на  «класс. арм. Azat» (ирано-курдское слово), указывает на «Masik’, вероятно, от древнеиран. *masyah – со значением «очень большой»». 

      «Арарат» и «Масис» — курдские слова и поддаются переводу исключительно с курдского языка.  «Масис» — по-курдски ma– «осталось» и sis – «белое, седой»; букв. – «белоснежная». С вершины Арарата круглый год не сходит снег, поэтому иногда ее курды в своих песнях так и называют: «бело-вершинной (белоснежной)».   «Арарат» в переводе с курдского языка означает: ar– огонь и hat – пришел: букв. – «извергающий огонь», «огненный». Сирийцы, переняв название Арарата у курдов, называли ее «Сарарад», где sar– вершина, «голова» и ar– огонь, т.е. «Огненная вершина». В курдском языке, например, в слове «ardu» (древесное топливо, драва) отчетливо проявляется суть этого слова, где ar– огонь и du– дым. Слово ar  содержится и в именованиях древнемидийских жрецов-магов — «atrvan(«agrvan») – «хранитель огня». Это слово в современном курдском языке имеет тот же смысл. Название Арарат «Огненный» («Извергающий огонь»)  указывает на вулканический характер горы происхождение которого у современной науки не оставляет сомнений.  Курды, наблюдавшие за вулканическими извержениями горы, естественно, должны были ее так и называть. И по сей день можно наблюдать слои застывшей лавы вокруг г. Арарата. А разные названия Агри-Арарат-Масис объясняются тем, что разные курдские племена  по-разному называли эти горы.

Подробно об этимологии названия гора Арарат и Масис см. здесь[32].

       Гора Джуди полностью заселенный курдами в Джезире Ботан, к юго-востоку от Сиирта (37° 24’ с. ш. 42° 32’ в. д.) и возвышается на левом берегу Тигра. Гору Джуди еще называют горой Курд (Курд-даг). Агафий Миринейский (VIв.), сообщая о римско-иранских войнах в период правления Юстиниана I(527-565) и Хосрова I Ануширвана (531-579), пишет, что «в это время (556 г. – Л.М.) Хосров находился около Гор Кардухов и перешел в селение Таману по причине жаркого времени и тамошнего умеренного климата» (45-IV,29). В 35 км от горы Джуди расположен курдский город Ширнак (Şırnak, Şirnex). А Ширнак  переводиться с курдского как «Город Ноя» («Шехр-и Нух»), где находиться предпочитаемая курдами могила Ноя. Поэтому не случайно, что название горы Джуди от курдского «Джи ди» — «Увидел место», что указывает, что на основе источник легенды о Потопе лежит именно курдская мифология.

       Джеймс Рассел в своих заблуждениях идет и дальше, во 2-ой ссылке локализуя гору Сипан:  «Sip’an или Subhan dagh, к северу от озера Ван, называемая Nekh Masis, возможно, от nakhwa – «первый», расположенная за современной границей напротив Еревана».

      Сипан — вторая после Агри/Арарарта гора на южном берегу озера Ван высотой 4434 метра по высоте  в Северном Курдистане и расположена на берегу озера Ван в районе нынешнего города Хлат (Ахлат, город на северовосточном берегу Ванского озера). Курды называют эту для них святую гору Сипане Халат («Сипан — Гора Наград») и эта гора в курдской истории занимает такое же место, как гора Фуджи у японцев. Про Сипан сложено много песен, рассказов, легенд. События курдской эпической народной поэмы «Xecê û Siyabend» («Хадже и Сиабанд»)[33] разворачиваются у этой горы. «Армянская География» VII в. называет Сипан как «Масик» или «Нех-Масик»[34], что указывает на то, что хурритско(урартское)-курдское название Subhanu-Сипан армянам в древности не было известно. И до сих пор за горой закрепилось ее курдское название Сипан (поздние пришельцы-турки называют «Сипан даг»), что также свидетельствует в пользу наличия в данном регионе с древнейших времен сильной курдской военно-политической власти, что подтверждаются и многочисленными источниками.

   Джеймс Рассел пишет и про «Эдемский сад, физический доступ к которому запрещен потомкам Адама, расположен в небесах над мировой горой, возвышающейся над областью Харк (в Хнусе, тур. Хинис). Шараф хана Бидлиси в своем труде как раз упоминает о правителях Айсбирда, Мокса и Хизана, отцы и деды котрых владели крепостью Билиджан», относящегося к Хнусу. А Хнус свою этимологию получил от называния курдского племени хнус[35], котрые задолго до прихода армян жили на этих землях.  

      Все вышесказанное дает основание утверждать, что Джеймс Рассел недостаточно хорошо усвоил труды своего учителя Мэри Бойс, иначе он обратил бы внимания хотя бы на эти положения ее книги:

 

Цитата: «Парфянский царь Вологез (Валахш) в 62 г. н.э. возвел на престол Армении своего младшего брата Тиридата, н эта ветвь династии Аршакидов правила в Армении до Сасанидов. Сам Тиридат строго придерживался зороастризма (римские источники даже называют его магом), и нет никаких сомнений в том, что в позднепарфянский период в Армении преобладал зороастризм. Впоследствии Армения приняла христианство (видимо, частично, в знак неповиновения Сасанидам), и сведения о ее прежней религии дошли до нас преимущественно из неприязненных упоминаний христианских хроник и житий святых»[36].

 

      И в Каппадокии и в Армении именно эти правившие иранские цари придерживались зороастроизму. Мэри Бойс, со ссылкой Страбону, пишет, что в Каппадокии, области в Малой Азии, ранее тоже принадлежавшей Ахеменидам, персидские поселенцы, отрезанные македонским завоеванием от своих единоверцев в Иране, продолжали исповедовать веру своих предков. Наблюдавший их там в I в. н.э. Страбон рассказывает, что эти «зажигатели огня» имели много «святилищ персидских богов», а также храмов огня. Последние, пишет он, были «примечательными помещениями; в центре них находился алтарь, на котором было очень много золы и где маги поддерживали вечный огонь. И, входя туда каждый день, они примерно в течение часа произносили заклинания, держа перед огнем пучок прутьев, одетые в высокие войлочные шапки, которые опускались до щек так низко, что закрывали им губы» (Страбон XV. 3, 15). Последняя деталь описания соответствует и ахеменидским изображениям магов, и некоторым другим вырезанным на камнях рельефам, относящимся к селевкидскому и аршакидскому времени.

      Другое описание храмов огня парфянского периода принадлежит греческому путешественнику Павсанию, который пишет о персах в Лидии, области к западу от Каппадокии. У них, писал он, есть «святилища в городах Гиерокесарии и Гипепы, а в каждом святилище есть небольшой храм, в храме на алтаре лежит зола, но цвет у этой золы необычный. Маг, войдя в храм и сложив сухие дрова на алтаре… воспевает заклинание божеству на варварском и для грека совершенно непонятном языке… Затем без применения огня дрова возгораются, и яркое пламя вспыхивает на них» (Павсаний V, 27,3).

 

       Древнегреческие источники часто путали «персов» с «мидийцами» или наоборот, или же племена и народности называли по местам их обитания. С древнейших времен на Армяно-Курдском нагорье, Каппадокии, Лидии и Закавказья не фиксированы ни одна персидская семья и в настоящее время на этих территориях из числа иранцев живут только курды, осетины в Южной (Грузия) и Северной (Российская Федерация) Осетии, талыши и таты в Азербайджане. Поэтому, по праву, зорастрийский субстрат культуры принадлежит именно этим народам.  

 

       Таким образом, мы можем заявить об зороастрийском субстрате исключительно курдской, а не армянской культуры.