Аза Авдали

     Признаюсь, я очень хотела познакомиться с Шейхмусом Дагтекином. С тех самых пор, как впервые узнала о нём, прочитав интервью с ним  Сваровских в дни Московского книжного фестиваля – 2011 на сайте  Kurdist.ru.  

     Курд  Шейхмус Дагтекин представлял на этом фестивале Францию, её современную поэзию. Была уверена, что рано или поздно, это произойдёт, равно как и в том, что у нас с ним есть если не общие друзья, то уж общие знакомые  точно имеются. Всё так и случилось, всё так и было.

      В Париже было знойно. Температура зашкаливала.  Воздух был потрясающего жёлто-розового цвета,  почти вибрирующий и такой осязаемый,  плотный,  который я так люблю в этом городе. Как на полотнах импрессионистов.

     Мы встретились в маленьком кафе на симпатичной площади Ференца  Листа буквально в двух шагах от Парижского курдского института.

     Он из тех людей, которые способны обаять с первого взгляда. Было ощущение, что я знакома с ним   давно.  Не было никакого смущения, какой-то неловкости, которые обычно случаются  в первые  минуты общения   незнакомых  людей и мы сразу же решили быть на  “ты”, тем более, что это в курдской традиции.

    – Спасибо, что согласился встретиться со мной. Я очень рада. Я кое-что о тебе уже знаю. Читала твоё московское интервью. Надеюсь, сегодня у нас сложиться беседа, которая позволит мне и читателям лучше  и больше узнать тебя.

     – И я рад нашей встрече. Позволь подарить тебе мою последнюю книгу  ‘’Ma maison de guerre”.

     – Спасибо. По-русски это значит  ‘’Мой дом войны”.  Почему ты так назвал  её?  Что и какой смысл несёт это название?

      – Я не могу заткнуть себе уши, заклеить глаза и наслаждаться  той жизнью, которая проистекает в стенах моей квартиры. Не понимаю тех, которые искренне, а может и вовсе не искренне, считают, что они живут в гармонии с собой. Это невозможно, если рядом, порой в шаге от тебя, гибнут и страдают люди. О какой гармонии, о каком умиротворении может идти речь, если каждую минуту твоей такой сытой, такой защищённой жизни, рвутся бомбы над головами ни в чём не повинных, когда сжигаются дотла их дома, их надежды, их будущее. В моём доме нет стен,  он вбирает в себя все те ужасы, стоны и слёзы, потоки крови, сожженные  и изувеченные напалмом тела. Дом, в котором я живу, это мой,  твой, наш дом войны.

     – Ты из тех, которые никогда не спрашивают  “по ком звонит колокол”.  Тебе не нравится мир, в котором мы живём.   Скажи, а ты задумывался  о том, что  читатель может не понять или даже не принять достаточно сложный  не только в лингвистическом смысле, но и в эмоциональном, язык твоей поэзии, твою такую обострённую и честную позицию.

     –  Да, мир, в котором мы живём, мне не очень нравится. В истории человечества всегда было много страданий, слёз, массовых убийств, жестоких казней, лжи, мерзких улюлюканий, предательств и равнодушия. Всего этого вдоволь и сегодня. Конечно, была, есть и будет и светлая история, незапятненная, человеческая.  Но я не могу быть равнодушным к насилию, войне, тошнотворной фальши.  Я борюсь со всем этим теми средствами, которыми владею. Я поэт. И мне глубоко неприятны люди из кожи вон лезущие, выдавая себя то за борцов за справедливость, то  за воинствующих защитников сомнительных ценностей. Это неприемлемая позиция, вернее, это вовсе  даже не позиция и называется это совсем по-другому. А язык, любой язык, в том числе и язык поэзии, надо учить и постигать. Это тяжёлый труд, требующий усердия, упрямства, времени, а главное, желания. А тот, кто не принимает мою позицию, он читает совсем другие книги. Или вовсе их не читает.

    –  Есть русское выражение “ни богу свечка, ни чёрту кочерга”. К счастью, это совсем не про тебя.   Ты говорил, что в своих книгах  ты обращаешься ко всем своим человеческим собратьям и считаешь, что люди должны научиться  говорить друг с другом, иначе ничего не получится. Ты веришь, что такое возможно и когда-нибудь это произойдёт?

    –   Во всяком случае, очень надеюсь. Есть вещи абсолютно очевидные. Сохранить мир можно, но только объединив свои усилия. Мы столкнулись с проблемами, от решения которых зависит судьба человечества. И это глобальные проблемы. Приоритет общечеловеческих ценностей должен быть незыблем. Это не просто слова. Это то, чему мы должны придавать первостепенное значение. Каждый на своём месте и все вместе. Абсолютно  уверен,  требуется революция человеческих качеств. Серьёзная работа, требующая серьёзных вложений. Но это гораздо дешевле, чем  вести разрушительные войны,  уничтожать экологию и осквернять души.

    –   Не могу сказать, что я уж очень хорошо знаю французскую поэзию, но как человек с гуманитарным образованием некое представление  о ней  имею. Чего не могу сказать о современной французской поэзии и поэтах.  Ты единственный французский поэт, с которым я, теперь уже могу сказать, знакома.  Сваровские сделали перевод на русский нескольких твоих стихов. Я нашла их достаточно сложными, философскими.  И прекрасными! Да, прекрасными!

     – Спасибо. К сожалению, широкой публике во Франции современная поэзия мало интересна. Подозреваю, что и в других странах та же ситуация. И всё же могу сказать, что поэзия сегодня – это явление  в современной литературе. Поэтов много и все они, к счастью, разные. Есть и очень  талантливые.  Беда в том, что поэзия очень плохо представлена в СМИ. Интерес есть в очень узких кругах. Такой корпоративный интерес.  Но бывает, что поэты собирают большие залы, площади, особенно в фестивальные дни. Это обнадёживает.

     – Знаешь, мне очень понравился твой ответ на вопрос Сваровских о твоей роли в современной поэзии. Надеюсь, когда читатели будут читать наше с тобой интервью, они перечитают его, дабы освежить в памяти всё то, что ты сказал. Хочу спросить тебя о Руми. Я тоже его очень люблю и если бы я жила с ним в одно и то же время, я бы хотела быть в числе его друзей. Тебе не кажется, что он мог быть курдом?

    – Да, и я бы хотел быть его другом. Он жил 800 лет тому назад, но абсолютно современен и будет таким всегда, он опережает любое время. Он был всегда в поисках истины, он был всегда в пути, не просто стоял на какой-то дороге, а шёл по ней.  Высокие ценности, такие как любовь и дружба, были для него превыше всего. Я принимаю его утверждение, что для того, чтобы видеть вещи такими, какие они есть, человек должен соединить две точки зрения: человек в мире и мир в человеке. Но чтобы соединить эти две экзистенции нужно “воображение”.   Он говорил, что целью этого мира является человек, а целью человека  –  это мгновение.  Он мог быть курдом. Его семья после долгих скитаний осела в курдском городе Конья. Он взял себе имя Руми. Именно так курды называли, и по сей день называют, Малую Азию. Но для меня совершенно не важна его национальность, ибо он воплотил в своей поэзии всё то, что составляет сущность, душу, предания и верования всех народов, среди которых он жил. Величие человеческого духа, стремление к совершенству  –  вот, что занимало воображение Руми.

   – Русский поэт Некрасов в одном из своих программных стихотворений писал:  “Поэтом можешь ты не быть, но Гражданином быть обязан”.  А в  стихотворении “Эллегия” он писал: “Я лиру посвятил народу своему. Быть может,  я  умру, неведомый ему, но я ему служил и сердцем я спокоен”.  А вот великий русский поэт Пушкин написал совсем другие строки: “…Никому отчёта не давать, себе лишь самому служить и угождать; для власти, для ливреи не гнуть ни совести, ни помыслов, ни шеи; по прихоти своей скитаться здесь и там.  – Вот счастье! Вот права…”.   А ты как считаешь? Какая позиция тебе ближе?

     – Ну, Гражданином каждый из нас обязан быть независимо от того, поэт ли он или повар. И не важно, в какой стране ты живёшь – в той ли, в которой ты родился или в той, которая стала для тебя родной. Каждый нормальный человек не может не любить историю, традиции, образ жизни, ценности, культуру, язык  той земли, которая приняла его, которая стала ему родиной. Но я понимаю твой вопрос. Тебя ведь интересует другое? Ощущаю ли я себя курдом?  Я курд, живущий во Франции. Я поэт, который наполнен курдским содержанием. Но я пишу не только для курдов. Я хочу быть интересен многим и разным. Я хочу, чтобы меня читали и понимали независимо от национальной принадлежности. Де Карт призывал честно мыслить. Вот, пожалуй, для меня это важнее всего. И я согласен с утверждением, что поступать надо по морали, но думать по правде, по истине.

     – Согласна. Хочу спросить тебя вот ещё о чём: когда, как ты почувствовал себя поэтом, ты понял, что по-другому видишь всё, по-другому слышишь, ощущаешь, реагируешь. Как становятся поэтами? Это такая великая загадка для меня. Не только поэтами. Художниками, музыкантами, одним словом – творцами. У тебя есть ответ? Кто-то, когда-то сказал, что курды очень поэтичный народ. И это –  святая правда. Но кое-кто из курдов воспринял это просто буквально, как руководство, как призыв к действию. И таким образом, у нас практически каждый  десятый курд стал поэтом. Этакие воображалы и графоманы. Как ты относишься к этому? Мне, например, это совсем не нравиться. Я не люблю, когда обесценивается “Души творенье”.

    – Не могу сказать, в какой день, час, минуту, я почувствовал, что хочу или могу облечь свои мысли, чувства, переживания в некие особые слова, в некий образ. Кажется, так было всегда. Почему и как это происходит, я не знаю.  И я тоже не люблю, когда обесценивается “Души творенье”.  Но, с другой стороны, надо признать, что это не самое страшное зло, творимое людьми. Хотя, вопрос дискуссионный.

      – Философы призывают людей познать себя. Как?  Есть ли какие-то особые рецепты у вас, у поэтов? Подозреваю, что многие  из нас, из простых людей, живут себе, живут, потом помирают и так ничего и не понимают. Либо ничего и не хотят понимать. А зачем?  Нам и так хорошо. Баловство всё это, говорим мы. А  как  поэты себя познают? Мы говорили о Руми и о его понимании этого сложнейшего вопроса.  В какое зеркало ты смотришься? И что для тебя является зеркалом?  Окружающий тебя мир? Или ты и есть зеркало, в котором отражается вся Вселенная?

      – Ты хочешь, чтобы я с ходу, в двух словах, ответил на важнейший, один из самых  ключевых вопросов философии?  Человек в мире и мир в человеке  –  всё это очень тесно связано и в моих поисках ответов на столь глубинные вопросы. Рациональное и чувственное сходятся и расходятся в этих моих попытках найти ответы. Знаю только, что одно без другого невозможно.  И  знаю точно, что для меня важны, первичны мои чувства и надежды, мои мысли и убеждения, моя вера и любовь – всё то, что составляет мою сущность, что помогает мне познать и себя и окружающий меня мир.   Что помогает  расти, меняться, удивляться и радоваться, страдать и горевать, уходить от чего-то, но и приходить к чему-то, терять и находить.

    – Ты  лауреат престижных литературных  премий Франции. Что объединяет тебя и одного из основателей “Парнасской школы” Теофиля Готье или вождя символистов Стефана Малларме?

   – Ничего. Просто высокое жюри решило, что я достоин этих премий. За что им огромное спасибо. Но всё, что я читал, познал, полюбил, всё, что мне открылось и обогатило меня – прошло через мою душу и стало частью меня.

   – У тебя потрясающий французский язык. Впечатление, что ты говоришь даже лучше французов. Ты говорил на нём ещё до приезда во Францию?

   – Нет.  Но я много работал. Мои родители приучили меня делать всё, что я делаю, хорошо. И я им очень благодарен. Они поддерживали нас, детей, в наших стремлениях чего-то добиться в жизни, они любили и уважали нас. Они любили и уважали друг друга. Мы были очень бедны, но это не разрушило нас. Лет до 9 я пас ягнят.  У меня не было никаких перспектив. Но так как я хорошо учился, родители способствовали тому, чтобы я смог продолжить своё образование. А когда мой старший брат уехал во Францию, это стало для меня шансом. И я им воспользовался.

   – Ты уехал ещё и потому, что не хотел служить в турецкой армии? Как этот твой поступок стыкуется с твоей гражданской позицией, и нет ли тут противоречия?

   –  Нет. Я никогда не смог бы служить в армии, которая убивала и унижала мой народ.

   – Что для тебя важнее всего в этой жизни? Я не спрашиваю сейчас о твоей позиции гражданина,  сына своего народа, писателя.  Карьера, слава, творчество,  здоровье,  семья,  деньги, путешествия, любовь. Что из перечисленного приоритетнее для тебя?

   – В той или иной степени важно всё. Всё перечисленное тобой, так или иначе, взаимосвязано. Но  важнее всего, конечно, любовь. В самом широком смысле этого слова.

   – В твоём творчестве, социально обострённом, значительное место занимает лирика. Она такая чувственная, необычная, удивительная и возвышенная,  такая звенящая  и нежная. Ты рисуешь такие потрясающие  образы, используешь такие метафоры, что так и хочется спросить, где и как ты черпаешь своё вдохновение, откуда ты извлекаешь эти слова, эту мелодию, эту  фантастическую и такую глубинную страстность и трепетность. Откуда такая смелость, откровенность,  чистота и целомудрие одновременно? Но я не буду спрашивать о том, что  и так очевидно. Есть Она! Правда?

   – Правда.

   – Спасибо тебе за беседу. Мне было очень интересно. Обещай, когда ты приедешь  в Москву, ты будешь гостем моей семьи.

   –  Обещаю! Спасибо тебе.

 

                                                                                       Париж, июль 2012года

 

www.kurdist.ru