Опубликовано: 15.11.2011 Автор: Admin Комментарии: 0

       На нашем сайте был размещен интервью с Василием Павлович Бетаки, известным поэтом, переводчиком, радиожурналистом и историком архитектуры (Василий Бетаки о советских курдских поэтах 70-х… http://www.kurdist.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=637), где он любезно поделился со своими воспоминаниями о курдских поэтах 70-х гг. ХХ века, среди которых – Ага Лачынлы (Азербайджан), Микаэле Рашид (Армения), Шкое Гасан (Грузия), с которыми он был лично знаком и дружил.

       Василий Павлович любезно предоставил нам переведенные им на русский язык отрывок из жемчужины курдской поэзии – поэмы  "Мам и Зин"  курдского поэта XVII века Ахмаде Хани и стихи современных курдских поэтов. Отрывок из поэмы и часть этих стихов не опубликованы и для нас большая честь впервые размещать их на страницах нашего сайта, за что мы крайне благодарны многоуважаемому Василию Павловичу Бетаки!

         

     АХМАДЕ ХАНИ

 

 «Мам и Зин». Финал поэмы    

 

Выполнена с помощью поэта Микаэле Рашида (современные поэты) и академика Иосифа Абгаровича ОРБЕЛИ

 

2797

 

О, спешенный всадник, упавший ниц,

Влюбленный в нетронутость белых страниц!

Презренный поэт, поучавший людей,

Могучий колдун, неземной чародей –

В пустыне порока ты сбился с пути,

Оазис надежды тебе не найти!

 

Мой друг тростниковый, мой верный калам!

Довольно блуждать по бумажным полям!

Что б ты ни писал – на бумаге везде

Рассыпаны буквы «Бе», «Эр», «Е» и «Де»…

Пусть мелок и скромен изящный хубар –

Его красоты не лишила судьба,

Но если б ещё мы писали, калам,

Равно н а х  и  с у л ь с  не годились бы нам!

Пускай все тешдиды у них на местах,

Но нет совершенства в их грубых чертах!

Нельзя луноликой на лёгкий наряд

Цеплять украшенья любые подряд:

Немало доставят красавице бед

Массивные кольца, тяжёлый браслет…

Калам мой, калам, отвечай же, зачем

Ты пишешь тома многословных поэм?

Ведь если сокровищницы полны –

Жемчужины слов не имеют цены!

И только какой-нибудь редкий алмаз

Небывалою ценностью станет для нас!

Все ошибки, погрешности, тяжесть стиха

Если вместе собрать – встанут горы греха!

 

Калам мой, калам! Ты подумал о том,

Кто в силах прочесть сей объёмистый том?

Но из всех, кто способен хвалить и хулить –

Никто не решится тебя похвалить!

Калам мой! Бесстыдный, надменный калам!

Скрипучий и злой, дерзновенный калам!

Тебя я оттачивал тысячи раз –

Только силы растрачивал тысячи раз:

Чем чаще твой кончик затачивал я,

Тем больше ты лил на бумагу вранья!

Калам, ты бранился совсем, как Хани,

Рисунки чертил – как отступник Мани,

Довольно! Оставь свой кощунственный стих!

Покайся в грехах и ошибках своих!

Вступи на стезю покаянья, пока

Тебя не сломала Святая Рука!

Когда же, калам, ты почуял свой час –

Очень спорную книгу ты создал для нас!

Ты, как витязь для ратных готовился дел,                                                     2620

Ты пояс отваги сначала надел,

Неизбывной враждою ко мне запылал,

Как Дульдуля ты пальцы мои оседлал!

Наездник лихой! Из ножон языка

Ты выхватил сказочный меч Зульфакар!

С Ахмадом Хани ты ввязался в спор,

Словно копья бросал за укором укор:

 

«О, Ахмад! Почему ты меня обвинил:

Я писал только то, что ты сам сочинил!

Хорошо или плохо – но эти слова

Не калам породил, а твоя голова!

Благочестие, грех ли в поступках твоих –

Не калам, а ты сам отвечаешь за них!

 

Я был лишь тростинкой меж тысяч других,

Вином, недоступным для пьяниц лихих,

Когда ты меня срезал для флейты своей –

Унёс от моих тростниковых друзей –

Я лишился всего, чем когда-то владел,

Но ни слуха, ни голоса я не имел!

И тогда ты суставы мои просверлил,

Чтоб я грешную песнь повторил.

И ты поместил меня в сад любви,

И в сердце мне выжег печать любви,

И в тело мне душу свою вложил,

Чтоб песнью твоей отныне я жил,

Мне сердце спалило дыханье твоё,

Определило звучанье моё,

Как ты в меня дул, только так я и пел,

А сам я – вовек языка не имел!

Мечтал ли о голосе и о душе

Я, сын молчаливой семьи камышей?

Но ты меня вывел на праздник стихов,

Ты мною зачеркивал списки грехов,

 

Казалось, что я это делал? Но знай:                                                               2636

Ты – певец, ты – хозяин, а я – только най!

Разве сам по себе может най говорить?

Разве может поэму калам сотворить?

Пусть перо согрешило – писец виноват!

Пусть флейта фальшивит – певец виноват!

Ведь не склонен калам ни к добру, ни ко злу,

Неумелый стрелок обвиняет стрелу!

Пусть поэта никто осуждать не спешит:

Ведь не названо имя  т о г о  , кто грешит!

 

И несчастный Хани только раб твой, Аллах,

Он всего лишь калам у тебя в руках!

Ведь не он владеет строкой своей,

Ибо ты его держишь рукой своей!

О, Аллах! Ты же сам ему всё нашептал!

Он писал только то, что ты сам пожелал,

Твой приказ для него – непреложный закон,

Подчинённый закону да будет прощён!

Ибо ты в него к творчеству волю вложил,

Ибо ты ему всё рассказать поручил,

Ибо был он всего лишь ничтожным пером,

Безголосым, покорным тебе тростником.

Он ни пользы не знает своей, ни вреда, –

Как же может он знать, где таится беда?

Как решишь ты мудрейший, по воле твоей

Будет флейта Хани песни петь для людей!

 

О, клянусь небесами – стремленье моё

Только к буквам, слагающим Имя Твоё!

Но дрожала рука, и чернила бледны,

И страницы иные порой неясны,

Вот уж скоро три года по твоим же словам

Вывожу эти строки я, твой грешный калам!

Когда первую строчку произнёс этот рот –

То от Хиджры был тысяча шестьдесят первый год,

А сегодня исполнилось сорок четыре

Мне, наверное, самому грешному в мире!

 

Богатства даются преступным рукам,

Грош медный в награду честнейшим трудам.

Но если любовь быть достойной стремится,

Достойно, о, боже, ей дай завершиться!


 

 

АГА ЛАЧЫНЛЫ

 

ЗАРНИЦА

 

Золотая строка мелькнёт в облаках –

Золотое слово о чём, зарница?

Заблудился какой-то путник в горах –

Может, стала проводником зарница?

 

Знает каждый, кто в наших горах живёт,

Её знаком весны называет народ.

Наших дедов, за их соколиный полёт

Я сравнил бы с твоим клинком, зарница!

 

Был когда-то и я чабаном в горах.

В чёрной бурке стада караулил ночами.

На овец нагоняли зарницы страх,

А порой согревали мой труд огнями.

 

Свет и тьма вечно борются между собой.

От зарницы немедленной пользы не требуй.

Но о том, что гроза суждена судьбой

Нас нередко предупреждает небо.

 

Ищешь ты Красоту? Не забудь о том,

Что нередко скрыта она:

Спит зарница в ножнах солнечным днём,

А перед ненастьем видна!

 

ЗВЁЗДЫ

 

Ночами спят, обнявшись звёзды.

Сливаются с мечтами звёзды,

И шепчутся между собой

Незримыми устами звёзды.

 

И как любимая моя

Боится матери своей,

Бегут от солнечных очей

С рассветными лучами звёзды.

 

ОПРАВДАНИЯ

 

Низами писал касыды и пророку и Аллаху?

Врёшь! Не мог поэт великий голову склонять со страху!

Неужели шах, который растоптал конём старуху,

Был достоин уваженья? Кланяться такому шаху???

 

Нет! Он с жизнью сговорился, срок себе продлив, пойми –

Чтоб окончить «Пятерицу» жил на свете Низами!

Он жестокому тирану не писал хвалебной оды,

Лающему кость он кинул, чтоб не лаял: «на, возьми!»

х   х   х

 

Сколько раз на дню тоска и горе

Радостью сменяются опять,

Сколько раз на дню сменяет море

Шторм на штиль, чтоб зеркалом сверкать!

 

Смерть порой мгновенная бывает,

Но попробуй, мигом повзрослей!

А винтовок за день выпускают

Больше, чем рождается детей!

 

х   х   х

 

Чего только люди не делают,

Чтобы к звёздам разведать пути!

Тащить в себе гору целую,

Чтобы зёрнышко счастья найти!

 

Как будто минутная радость

Заслонит столетия бед!

Что ж, видимо так и надо,

Что покоя нам в поисках нет!

 

 

 

Микаэле Рашид

 

КОГДА ТОСКУЕШЬ ПО ДЕТСТВУ

 

Когда по детству охватит тоска,

И сон не может добраться до глаз,

Вдруг нитью неведомой, издалека

Память за сердце дёргает нас.

 

Вот так однажды и сел я в вагон,

И выплыл заново из зари

Забытый город. И снова он

Калитку в детство мне отворил.

 

Но только улица, что когда-то

Ровной виделась и большой,

Теперь была и мала, и горбата,

И показалась совсем чужой.

 

День растаял. Он был непрочен.

И тёплый вечер уснул. И вот –

Я просидел половину ночи

На чёрном камне у тех ворот.

 

Всё было прежним. Но что-то – лишним.

Всё было прежним, детским опять,

Но только не было того мальчишки,

Чтоб всё оставленное узнать:

 

Сдуто детство годов дыханьем,

А взрослому – улица та не нужна…

Так превращают воспоминанья

Реальность прошлого, в реальность сна.

 

 

СОЛНЦЕ

 

Карабербанг!

Чёрная заря!

Предрассветный миг!

Умирает ночь,

Но пока жива –

 Сладок, словно первый, бесконечный поцелуй

Сон – последний сон под покровом тьмы.

Выйду я из дома,

Из деревни выйду,

И взойду на молчаливые холмы.

 

Я – потомок солнца.

И, подобно дедам,

Я к Востоку обращусь лицом,

И в твоём молчанье, чёрная заря,

Слышу – бьётся жилка над моим виском.

Слышу – сердце живо,

Словно предрассветный

Непонятный час –

Чёрная заря,

Которую веками

Этот старый мир

Старался скрыть от нас.

 

Солнца жду.

Восток едва светлеет,

Краски неба изменили тон:

Синее алеет,

Серое белеет,

Сбрасывая чуткий сон.

 

И восходит солнце.

И целует тополей вершины,

По чинарам проскользнёт и по камням,

Так отец

Маленького сына

Гладит утром по волосам.

 

И потоки золотого света

Льются на деревню,

На поля, сады, холмы…

И зелёным пламенем сверкает лето,

Солнцем, появившимся на месте тьмы!

 

И тогда я на мгновенье

Принимаю веру предков:

В странный час, у самого истока дня;

Солнцу я молюсь, как предки

Потому, что для поэта

Нет на свете бога, кроме света…

Солнце! Бог далёких предков,

Озари меня!

 

 

х   х   х

 

И в полдень,

Расплавленным солнцем наполненный,

И в лунную ночь,

И в рассветы розовые,

За цветом облаков

Следи, как за волнами –

Пойми их тайные метаморфозы.

 

Слушай сады – их шелест и песни,

Пойми торопливые речи рек,

Слушай ветер, несущий вести

О том, что молчит на вершинах снег,

Когда прохладный запах струится

В долину –

                  Всем звукам земли внемли,

И чутким ухом

Не забудь приложиться

К сердцу

Беременной земли.

 

Слушай, что травы в горах бормочут,

Молний слепых письмена рассмотри,

Пойми,

Что петух высказать хочет

Красным криком горной зари!

 

Следи, как в узких ущельях тает

Синяя мгла на порогах дней,

И солнце алое выпивает

Белые росы с холодных камней…

 

Ты – сын солнца!

Так не превращай же свой город

В темницу для самого себя!

 

х  х   х

 

Меня не волнует, что осень пришла,

Поздняя осень, нагая осень;

Пока ответа взгляд ещё просит –

Меня не волнует, что осень пришла.

 

Ветер бесстыдно кудри с чела

В сторону, словно играя, относит…

Меня не волнует, что осень пришла,

Поздняя осень, нагая осень…

 

х  х   х

 

Осенней ночью шумит река:

Чинара, ты – в моих объятьях!

Не слышен шелест зелёного платья:

Осенней ночью шумит река.

 

Волос распущенных облака –

Стекают на грудь, и слышу опять я –

Осенней ночью шумит река,

Чинара! Ты – в моих объятьях!


….

 

 

 

ШКОЕ  ГАСАН

 

х  х   х

 

Тысячи вёсен зелёных,

Тысячи раз – любовь,

Тысячи глаз влюблённых

Время уносит с собой.

 

Тысячи лет проживи,

Тысячи жизней имей

И бесконечность любви –

Но время будет сильней.

 

х  х   х

 

Где небо целует храбрец Алагез,

В доме большого огня,

Джигитами были и дед, и отец,

И все, кто взрастил меня.

Постель моя – зелень травы луговой

И тысячецветье цветов,

Меня пеленали в туман голубой,

Вскормили грудью холмов.

 

 

Жизнь курда

 

Мрак ночной

Подчёркнут луной.

Дом за рекой,

Стог под скалой,

Да пёс цепной…

 

Голос жизни

 

У родника я жажду утолял.

Из глубины я голос услыхал:

«Твой дед напился здесь – и прочь пошёл,

Отец напился здесь – и прочь пошёл.

Их век прошёл – за ними ты пришёл.

Глотни глоток – и до заката дня

Иди, не оглянувшись на меня:

Пить жизнь до дна сумеет только тот,

Кто с полпути обратно не свернёт,

Кто никогда не устаёт идти

И очищает родники в пути!

 

х  х   х

 

Талия тонкая, словно твоя рукоятка, кинжал.

Тонко очерчены губы. О, чей их калам рисовал?

Знойное золото лета горит в переливах волос,

Сердце моё опалённое, ты ведь о них обожглось!

Лёгкость газели стремительной, лебеди плавная сила,

Скольких людей ослепила ты, сколько сердец ты скосила!

 

х  х   х

 

Брошенной саблей

Река блестит,

Солнце висит,

Как медный щит,

Усталые горы

Уснули стоя,

Как великаны

После боя.

 

х  х   х

 

Словно инея осеннего полосы,

Сединой твои просвечивают волосы.

 

Начинается безмолвная война:

На агаты наступает седина.

Жизнь не спрашивает, рад или не рад –

Голова твоя, как снежный Арарат.

Скачет время без уздечки и стремян,

Всё уносит в наплывающий туман…

Что ж теперь, невольный всадник в скачке дней?

Всё терпел – и это вытерпеть сумей!


РУБАЙИ

 

1.

Пой! Без песни и без саза безъязыким был бы мир,

А без соловья и розы бессердечным был бы мир,

Без работы и открытий жизнь была бы горьким ядом.

Но кому без человека был бы нужен этот мир?

2.

Сказал факи: «Глаза твои

Читают рубайи мои,

Пойми сначала боль народа,

Тогда поймёшь стихи мои!»

3.

Я слышу – грустно шелестит платан:

«Ты ветвь мою сломал, о ураган,

Уж лучше бы срубил меня под корень

Топор или тяжёлый ятаган!»

6.

Сколько стран ещё на свете, где за годом год

Падишах, тиран бездушный, кровь людей сосёт.

А подохнет – носят люди прах туда-сюда…

И за что ты воздаёшь им почести, народ?

7.

Мне однажды явился Хайям в час рассвета.

«Знай, сказал он, что жизнь – это песня поэта:

Если песню допел ты ­– считай, что не пел,

А допеть не успел – твоя песенка спета!»

8.

Мир – это сущий рай.

Ты брюзжишь на него – но знай,

Что пока ты сумеешь его раскусить,

Впору будет сказать – прощай!

9.

Раз достиг я на Пегасе небывалой вышины.

Повстречался на Парнасе мне поэт Ахмаде Хани.

Опустив свой саз волшебный, он сказал, вздохнув глубоко:

«Почему без Курдистана курды вечно жить должны?»

10.

Я долго был учеником лжеца,

В лице его не видя два лица,

Но кончился ученья срок недолгий,

Пока я это понял до конца.

11.

Друг, будь подобен муравью:

Работу делая свою,

Не прекращай её, хотя бы

Ты был у смерти на краю!

12.

И прошуршал мне камень под ногой:

То ты меня пинаешь, то другой –

И вот я здесь. А сам ты разве знаешь,

Где будешь завтра ты, мой дорогой?

13.

Я видел срезанный цветок.

Он на траву бессильно лёг

И прошептал: «Вот я и вяну…

А раньше ты придти не мог?»

16.

Дружить с безумцем ни к чему.

Перечить незачем ему –

Ведь как подгнивший ствол однажды

Он сам обрушится во тьму.

18.

Жизнь дважды не прожить. Таков удел людей.

Ты ласков с жизнью будь, как с женщиной своей.

Кто без любви живёт – тот лишь скотина в стаде,

Кто без любви живёт – тот мертвеца мертвей!

20.

Добро и зло соседи. Так – всегда.

Сегодня я твой гость, ты тамада.

Будь добр – и доброты в тебе прибудет.

Зло для другого – и твоя беда!

21.

Смотри двумя глазами на мир и на людей.

Есть люди львам подобные, а есть – лисы хитрей.

Не бойся льва могучего – он будет честным другом.

Лиса слаба, но лучше ты с ней дела не имей.

22.

Мне говорят, что жизнь ясна, что жизнь прозрачна, как вода,

Иди по ней, как по шоссе, не сомневайся никогда.

Но если б это было так – зачем искусства и науки,

Когда её любой дурак понять сумел бы без труда?

23.

Я на эскалаторе – он течёт.

Я давно на улице – он течёт.

Я людская капля в потоке жизни:

Есть я или нет меня – он течёт!

25.

Зевнул – и нет весенних дней.

Не прозевай судьбы своей:

Смерть позвонит к тебе и спросит:

«А что ты сделал для людей?»

 

27.Семёну Липкину

 

Дорогой мой, саз – не палка для любого пастуха,

Лира – не седло вьючное для любого ишака:

Если дёрнет посильнее неумелая рука –

Квакнет лира, как лягушка, как скрипучая доска!


х   х   х

Жив язык – значит, жив народ.

Он в столетьях жестоких,

Как в снегах эдельвейс цветёт,

И не смоют его потоки!

 

Увядает за веком век,

Словно травы в долинах чёрных…

О, народ – нетающий снег

На вершинах горных!

 

Ни короны, ни государства нет,

Только ты и без них вечен,

Доколе гремит, как в горах рассвет,

Звук

         нашей

                        речи!

 

х   х   х

 

Брат мой Аббас, приди ко мне,

пусть зазвенит стакан,

Ещё раз выпьем мы с тобой

за древний Курдистан,

Твой звон, стакан, подстать мечу,

как сталь, стакан, звени,

Я в этом звуке различу

звон сабли Барзани…

Вино красней, чем кровь бойцов,

повергнутых во прах,

Вино красней, чем кровь бойцов

на траурных горах.

Пей, брат, и помни всякий раз,

налив вина в стакан,

Про звон клинков,

                        про кровь бойцов,

Про древний Курдистан.

 

 

х   х   х

 

И туманы, и холод, и вьюга.

Ни огня, ни звезды, ни друга,

Только тени мне под ноги валятся,

Только пропасти скалами скалятся,

Кроме злобного лая снегов,

Никаких не слыхать голосов.

Мне ещё до рассвета идти,

Не встречая людей по пути,

И ведёт меня молча дорога

Без прощанья, без друга, без бога.

Лишь бессонные думы со мной

О неведомой встрече с весной.

 

Мать отчизна моя, Курдистан,

Четвертовано тело твоё,

И четыре змеи по ночам

Впиваются в сердце моё.

Тут – бессильны судьбы или бог!

Над туманами горных дорог

Мысли горькие спорят со мной

Неотступно, как ветер ночной.

Только тени мне под ноги валятся,

Только пропасти скалами скалятся,

С ног свалить меня пробует вьюга…

Ни огня, ни звезды, ни друга,

Лишь бессонные думы со мной

О неведомой встрече с весной!

 

КАЛАМ

 

Как ты, калам,

Остроголов!

Калам, калам –

Колючки слов,

Шипы, в которых

Яд и мёд –

Кто что возьмёт…

 

Нет, не чернил слепой поток,

А мыслей пламенных исток,

Они – к бумаге по тебе,

Как по трубе!

 

Мысль обновляя,

Что ни час,

Во что ты веришь

В этот раз?

От высшей мудрости до бреда

На всё способен ты, калам!

– Я мысль варьирую, но кредо

И не сменю,

И не отдам!

Народ и родина моя –

Весь в этом я!

 

Не лицемерь, не предавай,

Как только можешь, отрубай

Витийственно – кривую речь!

Будь прям, как меч!

 

В наш светлый век,

В наш верный век,

В наш злой и лицемерный век,

В наш дикий век,

Великий век –

Храни Мечту,

Как Страж Огня!

Калам!

            Не оставляй меня!

 

О, мой калам!

Верь только сути, верь делам,

А не словам…

 

Верь только в честь,

В людскую честь,

И всё,

            что злого в мире есть –

Всё покажи, как есть!

Тогда ты расцветёшь, калам!

Забудь, что ты тростник сухой,

И у поэта под рукой

Подобно посоху, калам,

Покройся розами, калам!

И пусть над ними песнь моя

Звучит, как голос соловья!

 

Все переводы выполнены в 1965 -1970 годах.

Василий Бетаки

 

Специально для www.kurdist.ru


 

0

Оставить комментарий