Авдоев Т. В.

 «Историко-теософский аспект Езидизма. Становление и разите. 

 

Гл. 5. Шейх Ади. §2. В начале Пути. 

 

*Продолжение.

 

     «Молодым человеком, Ади бен Мусафир переехал в Багдад, где и провел первую половину своей жизни.  

В этом центре культуры и образования, Ади учился у таких знаменитых личностей той эпохи, как Ахмад Аль-Газали и 'Абд аль-Кадир Аль-Гилани; он в свою очередь также пользовался их уважением за хорошие манеры»[1].

Дошедшая до нас агиография шейха Ади – это, конечно же, предвзято написанная и поэтому заведомо искаженная биография, предназначенная способствовать почитанию святого. Но, в то же время, мы не можем обойти ее стороной, она важна для изучения езидизма, так как черты характера, их проявления, и деяния шейха Ади, воспринимались верующими как вполне реальные, а влияние, которое они оказали на последующий ход событий, свидетельствуют о наличии культа, помогает показать их практическое проявление в формах веревания езидской общины.

Годы жизни Ади ибн Мусафира (1073-1163 гг.) охватывают четвертый период Аббасидского Халифата и приходятся на правление Сельджукидов (1075-1194 гг.), ревностных сторонников суннитского Ислама, чья победа над Буидами дала возможность суннизму потеснить шиитов и снова стать доминирующим течением в Халифате. На протяжении длительного времени Сельджуки оставались фактическими правителями Халифата, а Аббасиды выполняли обязанности первосвященников. В их руках находилась только духовная власть имама, от которого, согласно традиции, исходила верховная власть светского правителя – эмиры и султаны получали инвеституру и приносили присягу[2].

Контрпереворот, который  произвели в  исламе Сельджукиды, принял форму реорганизации медресе, превращения их из частных школ, кружков, собиравшихся вокруг авторитетного учителя, в официальный институт, которому они обеспечивали наставников, с сочувствием относившихся к их религиозной политике.

Однако более глубокое развитие духовной жизни шло параллельно с медресе в существующих на пожертвования и находящихся под надзором властей завийа и ханака. Новые власти, как и их предшественники Буиды, поощряли  создание и щедро субсидировали эти обители, служившие временными приютами странствующих суфиев. Отсюда новое благочестие распространялось повсеместно, и  сыграло важную роль в исламизации пограничных стран и неарабских областей.

 

В 1086 г. Малик-шах прибыл в Багдад – средоточие культурной жизни и научной мысли всего Арабского халифата и взял управление городом в свои руки. Непоколебимо веривший в силу знания Низам ал-Мулк[3] убедил султана в  необходимости открытия в стране нескольких исламских университетов, получивших по его имени название «Низамийе»[4].

 

а) Духовные наставники шейха Ади

 

  В Багдадское «Низамийе» – вазирь ал-Мулк в 1091-1092 гг. посылает Хамида ал-Газали (полное имя Мухаммад ибн Мухаммад ибн Мухаммад ат-Туси аш-Шафии) преподавать исламское право (фикх) и другие науки, назначив  его на должность имама – настоятеля медресе. Его стараниями наиболее признанной в Багдаде стала  шафиитская религиозно-правовая школа[5].

 Ал-Газали удивлял людей своим характером, красноречием, благородством, и все очень полюбили его. У него было 300 своих учеников. Они чаще стали посещать семинары и получать исчерпывающие ответы на интересующие их вопросы.

Преподавание продолжалось 4 года, пока в 1095 г., Хамид вследствие личного религиозного кризиса, не отказался от своей славы и высокой должности, оставил все, что имел и, назначив родного брата Ахмада своим заместителем, отправился в паломничество по святым местам[6].

Первым он посетил аш-Шам, где в 1097 г. завершил свой фундаментальный труд «Ихйа улум ад-Дин», затем  отправился в Иерусалим и некоторые области Египта.

В годы уединения Хамид ал-Газали стал тщательно изучать науки (калам, философию, исмаилизм, суннитскую догматику), иудаизм, христианство и  пришёл к выводу, что нравственные устои должны опираться на непосредственном общении с Аллахом, а также на личном опыте переживаний. Ему импонировало учение суфиев о свободе выбора между хорошими и дурными поступками; считал, что за определенный самой личностью выбор, она и несет ответственность перед богом.

Пробыв в уединении 11 лет, по велению сердца и настоянию Фахр ал-Мулка, сына Низам ал-Мулка, аль-Газали возобновил преподавание, которое продолжалось еще почти шесть лет. В 1111 году Хамид возвратился на свою родину в Тус. Рядом со своим домом он построил медресе и обитель для суфиев. Строго распределив свое время, он преуспевал в богоугодных делах: обучении Корану, общении с суфиями, преподавании исламских наук. Ни одно мгновение он не проводил без пользы. Каждый свой день он завершал чтением хадисов и общением с семьей. В понедельник, 14 числа месяца джумада аль-ахира, он покинул этот бренный мир и переселился в мир вечности.

Его перу принадлежат более 400 работ в различных областях науки, но особая заслуга ал-Газали, состоит  в том, что он  ввел суфизм в рамки исламского правоверия  и полностью реабилитировал его в глазах ортодоксии[7],  в провозглашении жизни истинного суфия высшим  выражением исламского образа жизни вообще. 

 

Религиозные взгляды шейха Ади во многом совпадают с идеями Хамида ал-Газали, поэтому нельзя исключать их личного знакомства. Если провести параллель между  биографическими справками, то с большей долей уверенности можно сказать, что знакомство Ади ибн Муафара с  Хамидом ал-Газали могло состояться в период с 1091 по 1095 гг., в бытность последнего руководителем медресе.  Не исключено, что шейх Ади являлся  одним из его учеников в Низамийе, поскольку так же следовал аш-Шафитскому масхабу, разделял взгляды ал-Газали и в последующем придерживался позиции, озвученной в труде «Воскрешение наук о Вере». В начале «Ихйа» ал-Газали писал: «В книге должно быть изложено скорее практическое знание ('илм ал-му'амала), чем созерцательное ('илм ал-мукашафа), которое никому не дозволено раскрывать в книгах, хотя для ищущего это и есть истинная цель. Все то, что представляет наибольшую ценность для суфиев, «не поддается изучению, а постигается непосредственным опытом, через экстаз и внутреннюю трансформацию».

 

* * *

Абу-л-Футух Ахмад б. Мухаммад ал-Газали[8] рано проявил интерес к жизни суфиев. Он прошел курс ученичества, после чего целиком посвятил себя мистическому Пути.  Учителем Ахмада был Абу Али ал-Фармази[9] (ум.1084 г.), родившийся также в Тусе, но учившийся в Нишапуре.

Отрешившись от всякой активной деятельности в миру, Ахмад не связал себя с определенной ханакой, а стал странствующим проповедником. «Он ходил по селениям и сельским районам и даже проповедовал среди бедуинов, уча их пути приближения к Богу»[10].  Как было отмечено выше, некоторое время он провел в Багдаде, преподавал в Низамийе, замещая Хамида, когда тот переживал духовный кризис (1095 г.). Можно лишь догадываться, какую роль Ахмад сыграл в жизни брата в этот период[11].

Его искренность сразу завоевала людские сердца, он успешно занимался проповеднической деятельностью и был духовным руководителем учеников, распространявших его учение. Некоторые последователи его мистического направления стали заметными личностями в суфийских братствах.

 Ахмад создал ряд мистических трактатов, в том числе один посвященный проблеме сама', но даже если бы он написал только маленький трактат под названием «Интуиция любящих» («Саваних ал-'ушшак»), этого было бы достаточно, чтобы признать его величайшим мистиком мусульманского мира. Автор раскрывает таинство взаимосвязи между влюбленным и возлюбленной, которые подобно двум зеркалам отражают друг друга, погружены в созерцание друг друга, и поэтому каждый из них есть нечто «большее, чем он сам».  Когда любящий обращается в саму субстанцию любви, исчезает противоположность между субъектом и объектом, любящим и любимым[12].  

Напряжение между мирским и религиозным толкованием жизни разрешается Ахмадом в совершенной гармонии духовного, физического и чувственного начал, а суфийские теории – основание, на котором его  поэзия развивалась.

Афлаки, ссылаясь на Джалаладдина Руми, делает следующее сравнение: «Имам Мухаммад Газали расчистил море познания в мире ангелов, он водрузил там знамя и стал наставником вселенной и мудрецом среди смертных, но, если бы у него была хотя бы крупица мистической любви, как у Ахмада Газали, это ценилось бы еще больше и он познал бы тайну мусульманской близости, как познал ее Ахмад, ибо ничто не сравнится во вселенной с любовью учителя, духовного наставника, ведущего (невежественных к божеству)». Да и сам «мусульманский интеллектуал» Абу Хамид, как известно, признавал превосходство своего брата на Пути любви. Ни по глубине опыта, ни по красоте языка он не идет ни в какое сравнение со своим младшим братом.

Именно по духовной цепочке Ахмада Газали передавался хадис кудси, повествовавший о том, как Бог ответил на вопрос одного суфия, в чем состоит смысл творения и какая в нем заложена мудрость. В ответ суфий услышал: «Мудрость Моего сотворения тебя заключается в том, чтобы узреть Мой образ в зеркале твоего духа и любовь ко Мне в твоем сердце».

Однако традиционалисты, шокированные его любовными теориями, и его взглядами, оправдывавшими Сатану, относились к нему крайне неодобрительно, а один из его сотоварищей, не сдержавшись, назвал его «одним из чудес Господних во вранье, тем, кто своими проповедями добился доступа к мирским благам».

Умер Ахмад аг-Газали  в 1126 г. в Казвине, где и похоронен.

 

Сближение шейха Ади с Ахмадом ал-Газали относится к 1095 г, когда Ахмад замещал старшего ал-Газали на посту руководителя Багдадского Низамийе. Ади ибн Мусафиру на тот момент было 30 лет – возраст вполне зрелой личности, и как мне представляется, целью его был поиск духовного наставника. 

Суфийская традиция гласит: каждый верующий должен знать и верить, что у него есть скрытые (сокровенные) сокровища и как только оно (сундук с сокровищами) найдено, следует отправиться на поиски ключей. Невозможно заполучить ключи кроме как у Учителя, который по вашим убеждениям, обладает вашими ключами. Ему следует безоговорочно верить и доверять, так как, чем больше вы будете в него верить, тем быстрее получите эти Ключи. Все Пророки пришли с ключами от скрытых сокровищ их Уммы (общины). Наше время – время Пророка Мухаммада, Печати Пророков, да будет мир им всем. В его руках ключи к сокровищам всех наций нашего времени. Эти ключи в его руках, и он передает их Святому из Святых (эпохи) – Кутбу, который представляет его более полно (полномочно), чем все другие Святые[13].           

В совершенстве изучив калам и фикх (право), регулирующие внешние, видимые аспекты проблем Ислама, шейх Ади не ограничивался достигнутым. Он стремился обрести духовное учение и практику, чтобы уметь воздействовать на внутренний мир человека и совершенствовать его посредством искреннего и преданного служения Богу. Шейх Ади понимал, что законы тонкоматериального внечувственного мира совершенно не похожи на законы бытия плотноматериального мира. Для того чтобы постичь это, необходимо через особый опыт суфийской практики достичь просветления, открыть свое “духовное зрение” и вывести собственное сознание за рамки плотноматериального бытия – обрести сверхсознание[14]. Сложность заключается в том, что многое в этом учении не поддается описанию. Эти знания, приобретаются от живого общения с наставником, должны быть приняты на веру, постигаться душой и сердцем. Они восходят к практике самого пророка Мухаммада и его первых сподвижников, имеют своими источниками Коран и Сунну.

Дж. С. Тримингем не без основания считает Ахмада ал-Газали центральной фигурой в месопотамской традиции[15]. Ахмад возложил руки на голову ученика и совершил обряд инициации, подразумевающий три базисных элемента:

– обучение формуле зикра и тайное руководство по его исполнению (на протяжении всей последующей жизни Ади ибн Мусафир сделал для себя нормой в течение ночи дважды рецитировать Коран);

– клятва на верность (как было установлено Франком два трактата Шейха Ади «I'tiqad ahl as-sunna» – Догма Людей Сунны и «Kitab fihi dhikr adab an-nafs» – Книга бесед, как обучать душу благочестию – основаны (пронизаны) на идеях Ахмада ал-Газали[16]);

–  инвеститура с возлаганием рубища – хирки.

 Учитывая изложенные факты в совокупности с биографической справкой Ахмада ал-Газали: «отрекся от всякой активной деятельности в миру и не связал себя с определенной ханакой, стал странствующим проповедником, ходил по селениям и сельским районам уча пути приближения к Богу», не исключаю, что «ибн Мусафир» – «сын Путника», есть лакаб, который дан  Шейху Ади за безграничную преданность и сыновью любовь к своему муршиду.

 

 * * *

Ал-Джилани (Гилани), Мухйи ад-дин 'Абд ал-Кадир  б. Аби Салих Джангидост – ханбалитский проповедник и богослов[17], родился в 1077 г. в селении Нифа (Найфа) в провинции  Джилан[18](Иран), перс по происхождению (судя по прозванию отца). В 1095 г. он отправился в Багдад, где посещал лекции многих ученых; курс ханбалитского[19] права он прослушал у Абу-л-Вафа’ Ибн ‘Акила (ум. в 1119 г.) и у кади Абу ас-Са‘ида ал-Мубарака ал-Мухаррими, основателя первого ханбалитского медресе в Багдаде. Он же в 1100 г. даровал 'Абд ал-Кадиру хирку при первой инвеституре «по приказу ал-Хадира», хотя до этого ал-Джиляни не только не имел никаких связей с суфиями, но даже отказался посещать лекции в мадрасе Низамийе, поскольку там преподавал Ахмад ал-Газали. Нигде не говорится о том, что он прошел курс суфийского обучения до того, как стал посещать школу Абу-л-Хайра Хаммада ад-Даббаса[20] (ум. 525/1131), вызвав недовольство других его учеников, которые были против вторжения ханбалита.

О своем вступлении на суфийский путь Абд ал–Кадир рассказывал: «Однажды со мной случился приступ безумия и меня забрали в дом для душевнобольных: череда экстатических состояний владела мной, пока я не умер. Принесли саван и положили меня в комнате для омовений. Там приступ прошел, и я решил покинуть Багдад, где не знал ничего, кроме бед и лишений. Итак, я отправился к воротам Халаба, но тут меня кто–то окликнул: «Куда это ты направляешься»?  Затем этот кто–то толкнул меня, и я упал навзничь. «Возвращайся, проговорил он, ибо ты можешь дать людям благо». Я сказал: «Мне хотелось бы, чтобы моя вера была твердой». «Это тебе даруется», — отвечал он. Все это время я не видел говорившего. Затем прежние приступы вернулись, и я мечтал лишь о том, чтобы кто–нибудь избавил бы меня от них. Проходя мимо квартала Зафарийа, я заметил, что какой–то человек открыл двери и спрашивает меня: «Абд ал–Кадир, что ты искал вчера». Не помня, я молчал. Человек рассердился и захлопнул дверь прямо перед самым моим носом. Я прошел дальше, вспомнил, о чем просил вчера Аллаха и повернул обратно, чтобы отыскать ту дверь, но не сумел ее найти. Тем человеком оказался Хаммад ад–Даббас, один из известнейших шейхов, с которым я познакомился позже, и который избавил меня от всех затруднений»[21].

В 1112 г. из Хамадана в Багдад прибыл Абу Йакуб Йусуф ал–Хамадани[22], один из величайших факихов и суфиев своего времени. Он поселился в ханаке.  Джиляни говорит: «Прознав о нем, я отправился туда, но, не видя приезжего, поинтересовался, где он. Мне сказали, что он в погребе (т.е. предается затворничеству под землей). Я спустился в погреб. Заметив меня, он поднялся со своего места, усадил меня и внимательно вгляделся в мое лицо. Затем он рассказал мне о пережитых мною трудностях и разрешил все мои вопросы. Он приказал мне публично проповедовать. Господин, – ответил я, – я всего лишь иностранец и лишен дара красноречия. Как же я смогу говорить перед ораторами Багдада?». Он сказал: «Ты выучил наизусть закон, его корни и ветви (разделы фикха), словарь и истолкование Корана. Нет сомнения, что ты способен проповедовать. Поэтому поднимись на кафедру и обратись к людям. Я вижу в тебе побег, из которого вырастет пальма. Я вижу, что проповедуя многотысячной толпе, говоришь: «Мои ноги на шее у всех святых»[23].

Абд ал–Кадир долго не решался исполнить повеление Йусуфа аль–Хамадани. Он вспоминал: «Бывало, я получал повеление во сне и наяву. То, что я должен был сказать, теснилось в моем сердце и переполняло меня. Если бы я не выговорился, я бы, возможно, задохнулся. Поэтому я не мог молчать». Встреча с великим суфием кардинально изменила жизнь ал-Джилани.

 После этого он вел долгую аскетическую жизнь, странствуя по пустыням Ирака. Только в 1127 г., когда ему было за пятьдесят лет, ал-Джиляни неожиданно прославился в Багдаде как популярный проповедник[24], а спустя шесть лет уже возглавлял школу своего учителя ал-Мухаррими[25]. Слава Абд ал-Кадира вскоре достигла необычайных высот, но известен он стал как ханбалитский, а не суфийский проповедник[26]. Он и одевался как 'алим, а не как суфий.  Нет никаких указаний на то, что он внес в суфийское учение нечто свое, был чьим-либо наставником, или посвятил кого-либо, а поэтому вполне вероятно, что его популярность была использована теми, кто мостил путь для приобщения обычных людей к воззрениям и опыту суфиев.

Ал-Джилани считался великим проповедником, но известность его сочинений не определялась содержанием его проповедей[27]. Он претендовал на звание святого высшего ранга и получил лакаб «ал-Гаус ал-А‘зам» («величайший заступник») и «Пир-и Дастгир» («старец-помощник»).

На пожертвования, для него специально было построено в 1133-34 г. медресе с примыкавшим рибатом, который служил резиденцией ему, его многочисленной семьи и ученикам.

Проповедуя, он воздействовал на слушателей не только красноречием, но еще в большей степени силой и обаянием своей личности. 'Абд ал-Кадир  учил тому, что в соотношении закона и экстатической практики, на первом месте стоит закон, определенным образом организующий и ограничивающий эту практику.  

Абд ал–Кадир Джилани прожил долгую и плодотворную жизнь и ушел в мир иной в 1166 году в возрасте 90 лет. Похоронен в Багдаде.

 

Если наставническая роль Хамида и Ахмада ал-Газали не вызывают тени сомнения, то ал-Джиляни никак не мог претендовать на роль учителя шейха Ади. Ведь по возрасту, они были ровесники, в одно и то же время  (1095 г) прибыли учиться в Багдад (хотя один посвятил себя изучению суфизма, другой – ханбализма).

Их знакомство состоялось, как мне представляется между 1100-1112 гг., возможно при посредничестве Абу-л-Хайра Хаммада ад-Даббаса[28] или Абу Йакуба  Йусуфа ал–Хамадани[29]. Достоверно известно лишь то, что  в  1116 году  отношения Ади и Абд ал-Кадира были настолько близкими, что они совершили совместный хаджж в Мекку[30]. Эту дружбу они пронесли через всю жизнь. Обращаясь к ученику ал-Газали, посетившему шейха Ади в Хаккиари он произнес: «Добро пожаловать  вам, прибывшему от моря к нашему ручью. Я могу видеть Абд ал-Кадира взявшего в руки поводья управления всех святых и руководителей (кавалерией) возлюбивших Бога (т.е. Суфиев)[31]. В свою очередь, оценку благочестия Шейха Ади, Абд ал-Кадир выразил следующим образом: «Если пророческая миссия есть дар в усердии, то этим даром обладает шейх Ади Мусафир»[32]. Франк, находит в одном из касыд Ади,  выразительный суфийский  мотив, напоминающий поэзию аль-Джилани и выделяет совпадающую строфу: «Армии возлюбленных  [Бога] находятся под моей властью» [1:We 1743 fol. 27b; 15:108-109][33], это подтверждает их духовную близость.

 В «Bahjat al-asrar»[34] («Радость Скрытого»), источнике, составленном приблизительно полтора столетия спустя после смерти шейха, приводится такой случай: однажды, беседуя со своими учениками в Лалише, шейх Ади внезапно склонил свою голову так, что она коснулось земли. Удивленным  ученикам  он дал следующее объяснение: «Прямо сейчас Абд ал-Кадир произнес: «Моя нога находится на шее каждого святого[35].  Однако столь высокая оценка святости  ал-Кадира, не может служить основанием, считать Шейха Ади его учеником. Так, например, Абдаррахман Джами в своем трактате “Нафахат ал-унс мин хазарат ал-кудс” (“Ароматные веяния духовной близости с вершин святости”) пишет: согласно Йафи'и, Джилани был шейхом Востока, тогда как Абу Мадйан из Тлемсена – шейхом Запада. Тем не менее, Абу Мадйан духовным слухом услышал знаменитое высказывание Джилани – "Моя нога попирает шею каждого святого" – и немедля подчинился багдадскому шейху, признав тем самым его превосходство[36]. Эту фразу так же цитировали многие великие святые Ислама, такие, как Шихабаддин Омар Сухраварди,  Имам Раббани, и Шейх Ахмед Фарруки Сирхинди[37].

Известный мусульманский историк и писатель  ибн Халликан[38] (1211 – 1282), курд по происхождению подчеркивая роль ал-Джилани в богословии шейха Ади, размещает его в следующую цепь известных шейхов[39]:

Укайл ал-Мэмбиджи,

Хаммад ад-Даббас,

Aби Наджиб,

Aбд ал-Кадир ал-Джилани,

Aбд ал-Кадир аш-Шахразури,

Aбу л-Вафа ал-Хулвани

Поэтому здесь можно говорить только о признании авторитета ал-Газали. Не исключено, что шейх Ади  получил от него благословение.  «Многие великие суфийские

шейхи и главы тарикатов, такие, как Сеид Ахмед ар–Рифаи, Муинеддин Чигити, Абу Мадьян, Шихабаддин Омар ас–Сухраварди получили благословение от Сеида Абд ал–Кадира» – пишет А. Шиммель[40].

Суфии связывают себя не с ал-Джиляли, а с такими лицами, как Ахмад ал-Газали, Абу Наджиб ас-Сухраварди и Абу Йусуф ал-Хамадани.  

 

* * *

Абу Йа'куб Йусуф ал-Хамадани ал-Бузанджирди (1049–1140 гг.) в раннем возрасте ушел из своей родной лурско-курдской деревни в провинции Хамадан в Багдад, где изучал фикх под руководством знаменитого шафи'итского факиха Абу Исхака ал-Ширази (ум. 1083). Он сделал блестящие успехи, особенно в освоении 'илм ан-назар (рационализм), и его даже поставили руководить классом учеников. Этот человек имел право давать фетвы в четырех мазхабах ахл ас-сунна вал джамаат, но он неожиданно «отказался от всяких теоретических спекуляций, которым с таким рвением предавался, и уединился, готовясь посвятить себя полностью занятию, имевшему истинный смысл, – служению Богу, обращению людей к Богу и наставлению своих современников на истинный Путь». Ему принадлежит знаменитое суфийское руководство «Маназил ас-саирин», написанное по-арабски (изд. и пер. Де Боркей), равно как и «Мунаджат» — тайные моления[41].

 Он возвратился в Хамадан, затем перебрался в Мерв, и отныне делил время между этим городом и Гератом, изредка наведываясь в Багдад. Многие знаменитые суфии ведут от него свои генеалогии, но две основные линии, в частности, восходят к двум его халифа – персидская к 'Абд ал-Халику ал-Гидждувани, а тюркская к Ахмаду ал-Йасави.

 

В1112 году по рекомендации своего духовного наставника Ахмада ал-Газали  Ади посещает уроки этого великого мастера суфизма. При личном общении Йусуф ал-Хамадани не только преподал Ади тонкости тасаввуфа, но и познакомил с древней культурой, традициями и верованиями своего курдского народа. Интерес был настолько велик, что Ади, не остановился на этом. Он наладил контакты с курдами, проживающими в Багдаде и его окрестностях, изучил язык, настолько глубоко, что мог так же свободно читать на нем проповеди, как и на арабском языке. И возможно лично посетил Курдистан.

«Поскольку имена и термины, упомянутые в хадисах Шейха Ади вполне могут быть объяснены его знакомством с курдской жизнью (и это, свидетельствует в первую очередь, о курдском окружении шейха Ади), возможно, что живя в Багдаде, он посещал горы Хаккяри и наладил контакты с местными жителями. Шейх Ади, пожалуй, был знаком с курдами, живущими в Багдаде и вокруг него» – пишет Зураб Алоян[42].

Когда шейх Абу Йа'куб увидел, что уже ничему новому не может научить Ади ибн Мусафира, он дал ему так называемое иджаза[43] и отпустил, предоставляя ему право собирать вокруг себя учеников и продолжать традиции своего учителя.

 

б) Багдадская школа тасаввуфа

 

Благодаря трудам 'Абдаррахмана ас-Сулами (ум. 1021), хорасанского традиционалиста и историка раннего суфизма, его ученика ал-Кушайри (ум. 1072), который преподавал в Багдаде и оставил сочинения по аш'ариатской теологии и по тасаввуфу, и Абу Хамида ал-Газали, суфизм получил соответствующее признание со стороны знатоков мусульманского права[44].

Для того чтобы избежать упреков во введении новшества (бид'а), шейху было достаточно продемонстрировать свою приверженность учению какого-нибудь широко известного суфия. После этого в своей педагогической и религиозной практике он мог опираться на авторитет (санад) своего учителя и всех последующих в генеалогической цепи шейхов, вплоть до одного из первых четырех халифов. Это и есть цепь передачи преемственности власти, или же мистический иснад, именуемый силсила.

Разработанная силсила орденов делится на две части: силсилат ал-барака («цепь благословения») связывает здравствующего главу ордена через основателя таифы с основателем тариката, в то время как силсилат ал-вирд («цепь инициации») связывает основателя тариката с одним из первых халифов или с самим Пророком.

Благодаря тому, что у мусульманских ортодоксов ал-Джунайд считался относительно «безопасным», его рассматривали как «шейха Пути», как предшественника большинства последующих объединений мистиков, хотя среди них было немало приверженцев и еретических учений. Включение ал-Джунайда в их «генеалогии» служило гарантией ортодоксальности – так почтенный иснад мог служить прикрытием для множества ересей[45]. В свою очередь линии преемственности через ал-Джунайда ал-Багдади (ум. 910) восходят к Ма'руфу ал-Кархи (ум. 815) и Сари ас-Сакати (ум. 865). Упоминание ал-Бистами можно найти в цепочках передач многих орденов.

Тому, ярким примером, служит силсила шейха Ади, которую мы читаем в езидском кавле Рабийе[46]:

 

Rebiyê, heyî Rebiyê,

Rebiyê e'debiye,

Cima bû weyîie,

Şêx Me'rûvê K'erxiyê,

Şêx Cinêtê Şilbiyê,

Şêx Bazîdê Bastemiyê,

Her çar birê qîmetiye,

 

Рабия, Предвечная Рабия,

Рабия Адабия,

Община погрузилась в печаль,

Шейх Марув Кархи [47]

Шейх Дженат Шлбия[48]

Шейх Баязид Бастами

Все четыре брата (по религии) достойные.

Под четвертым братом подразумевается унаследовавший эту силсилу – шейх Ади.

Данный кавл является еще одним фактом принадлежности шейха Ади к Багдадской школе тасаввуфа.

Эта школа по праву считается арабской, поскольку  объективно выражает именно арабский суфизм, хотя большинство багдадских суфийских наставников не были этническими арабами[49]. 

К тарикатам, сыгравшим наиболее значительную роль в развитии Багдадской суфийской организации, относятся:

–  рифа'ийа, ведущий начало от Ахмада б. Рифа'и (ум. 1182);

– сухравардийа, основание которого приписывается Зийааддину Абу Наджибу ас-Сухраварди (ум. 1168),;

– кадирийа, который вел свое происхождение от 'Абдалкадира ал-Джилани (ум. 1166), хотя соответствующая традиция известна не ранее XIV в.;

все в рамках джунайдии.

 

Рифа'иты всячески подчеркивали свое арабское происхождение от Ахмеда ар-Рифа'ии прямое родство с арабским суфизмом. Это был единственный тарикат, имевший последователей в империи Сельджукидов.

Ахмад б. 'Али ар-Рифа'и (1106–1182) родился в арабской семье и провел всю жизнь в Батаихе, болотистой местности в Южном Ираке между Басрой и Васитом. Он унаследовал семейную силсилу, которая еще при его жизни получила признание в качестве самостоятельного ордена, со своей передачей хирки. О жизни Ибн ар-Рифа'и мало известно[50], однако этих сведений достаточно, чтобы показать разительное отличие его судьбы от судьбы ас-Сухраварди или 'Абдалкадира. Он только раз покинул Батаих в 1160 году, чтобы совершить паломничество во время которого, скорее всего и посетил в Лалише Шейха Ади.

В одном из хадисов Шейха Ади поминается самоназвание Лалиш  и посещение его Ахмадом бен Ар-Рифаи[51]. Не исключаю, что второй свой хадж шейх Ади совершил вместе с Ахмадом ар-Рафаи.

 

 Тарика Сухравардийа восходит к Дийааддину Абу-н-Наджибу ас-Сухраварди (1097–1168)[52], автору «Адаб ал-муридин» – руководства для обучающихся суфиев[53], и обязана своим возникновением влиянию, которое имел Сухраварди на своего племянника Шихабаддина.

Он происходил из семьи с «цепью посвящения» (нисбат ал-хирка). Юношей он покинул Сухравард и отправился в Багдад, где прошел обычные курсы усула и фикха. Некоторое время он преподавал в Низамийи, а «затем ушел оттуда, чтобы общаться с шейхом Ахмадом ал-Газали, который донес до него блаженное дыхание и наставил на суфийском Пути[54]. Он покинул общество простых людей, чтобы вести уединенную жизнь отшельника. Муриды добивались его наставничества, и слава о его барака широко распространилась»[55]. Он построил рибат в древних руинах на берегу Тигра, ставший убежищем суфиев.

Школа Сухраварди была чисто городской и ортодоксально шафиитской. К ней можно отнести также ханбалитскую кадирийю, поскольку 'Абд ал-Кадир, был современником сухравардийи и рифа'ийи.

Невооруженным глазом видно как близки жизненные пути Дийааддина ас-Сухраварди и шейха Ади ибн Мусафара.

 

 

* * *

 

Суфийские наставники, как и имамы, овладели эзотерическим знанием, но в отличие от имамов они получили его не по генеалогической, а по духовной линии. Фактически оно пришло к ним после двукратного деяния Бога: через Мухаммада и цепь богоизбранных учителей, а также как следствие непосредственного Боговдохновения, нередко при посредничестве ал-Хадира, выступающего в той же роли, что и Джибраил по отношению к Мухаммаду[56].

Доказывая свое превосходство в доктринах и ритуалах, суфии часто подвергают осмеянию ортодоксов. В свою очередь, те предают анафеме суфиев за пантеизм, вольномыслие, антиномизм, пренебрежение к молитве, посту и паломничеству. Поэтому официальные религиозные власти, несмотря на компромиссы, никогда не могли примириться с существованием религиозных центров, не подчинявшихся их контролю. Вражда к орденам, их шейхам, учениям и практике была постоянной и упорной.

Не менее оппозиционно настроены были и шиитские учреждения, так как  суфии доказали, что вилайа не есть исключительная наследственная привилегия, а божественная милость, которая свободно даруется.

Укрепление власти  аббасидских халифов ал-Мустаршида[57], а следом и  ал-Муктафии[58], нашло отражение не только в политической жизни  халифата, но и вызвало новую волну гонений со стороны ортодоксального Ислама.

Так, самый выдающийся среди учеников Ахмада, 'Абдаллах б. Мухаммад, известный под именем 'Анн ал-Кудат ал-Хамадани был заключен в багдадскую тюрьму по обвинению в ереси, поскольку вызывающе игнорировал суфийское предписание: «Ифша сирр ар-рубубиййа куфр» («Неблагочестиво раскрывать [простонародью] тайну божественной силы»), а после смерти Ахмада учил открыто его доктрине. В результате он разделил в 1131 г. (на тридцать третьем году жизни) судьбу ал-Халладжа и стал предшественником ас-Сухраварди «ал-Мактул» из Алеппо в череде суфийских мучеников. Именно для него Ахмад написал трактат «Саваних», который 'Айн ал-Кудат переработал на персидском языке под названием «Лаваих»[59] (изд. Риттера).

Удивительное защитительное слово ‘Айн ал-Кудата на арабском языке под названием «Шаква-л-гариб», было адресовано из тюрьмы друзьям, где он не признавал себя виновным в тех еретических взглядах, какие ортодоксы усматривали в его чрезвычайно индивидуальной трактовке суфизма. Напротив, он был убежден, что строго следует догматам ислама[60] (издано и переведено Мухаммадом 'Абд ал-Джалилом)[61].

Эта публичная казнь послужила предупреждением многим суфиям о нависшей  опасности расправы. Потрясенный этим событием, а возможно и предвосхитив его,  понимая, что сам может стать очередной жертвой, шейх Ади навсегда покидает Багдад.

 

* * *

Исходя из вышеизложенного, можем заключить следующее:

Приезд Ади в Багдад был целенаправленным актом – посвящение себя в суфии. Нормативный ислам можно было изучать в любом медресе на всем пространстве мусульманского мира, Ади с таким же успехом мог обучаться у себя на родине в Дамаске, или в Халебе.

 Багдад в средние века являл собой, не только столицу Арабского халифата, но и один из мировых научных, культурных и религиозных центров. Здесь зародилась своя, специфическая, школа тасаввуфа, в которой Ади под руководством таких наставников как Ахмад ал-Газали, Абу-л-Хайр Хаммад ад-Даббас и Абу Йа'куб Йусуф ал-Хамадани прошел путь от послушника-мюрида до наставника-шейха, и получил право на самостоятельное наставничество с нисбат ал-хирка (выдачей хирки).  Подтверждение находим в Qewlê Imanê[62], стихах 9, 15, 16:

 

Ev bedîlê mera bivîne şike,

Herça qesta mala Adîya da mine xerqe bike,

Sult’an Êzdîd mirazê wi сam xwe hasil (asil) bike.

 

Эта святость избранников распространит уверование,

Как вознаграждение от дома Адия дано мне хирку получить,

Властилин Эздид эту надежду у себя укрепит (основой сделает).

 

 Erk’anekê tînin,

Xerqê Şîxadî ser datînin,

Mala Adîyara dişînin.

 

Приносят одну первооснову,

Хирку Шейха Ади поверх кладут,

В дом Адия отправляют.

 

Mala Adîya şe’deve,

Kanîya spî qulbeve,

Xerqe îmane.

 

Род Ади свидетельствует,

Белый источник подтверждение,

Харка символ веры.

Завершая главу отмечу: ортодоксальный суннизм со своей закостенелой догматикой  не был в состоянии воспринимать новаторские положениями суфизма,  наиболее прогрессивного течения философской мысли в Исламе, и поэтому развернул настоящую охоту на ее наиболее видных представителей. Чтобы не стать очередной жертвой Шариатского Суда, шейх Ади вынужден был покинуть ставший неприветливым Багдад и вернулся в родной аш-Шам, под крыло Сельджукидов.

 

 

 

*Продолжение книги Авдоев Т.В.

 «Историко-теософский аспект Езидизма. Становление и развитие».

 

Начало см.

 Часть I. http://www.kurdist.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=336&Itemid=1

Часть II. http://www.kurdist.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=338&Itemid=1

Продолжение следует…